Нравственный смысл любви

Любовь, связывающая мужчину и женщину, представляет собой сложный комплекс человеческих переживаний и включает чувственность, в основе которого лежит истинное биологическое начало, облагороженное нравственной культурой, эстетическим вкусом и психологическими установками личности. Любовь между мужчиной и женщиной как нравственное чувство основана на биологическом влечении, но не сводиться к нему. Любовь утверждает другого человека как уникальное существо, Человек принимает любимого таким, какой он есть, как абсолютную ценность, а иногда раскрывает его лучшие, не реализованные до сих пор возможности. В этом смысле любовь может означать: а) эротические или романтические (лирические) переживания, связанные с сексуальным влечением и сексуальными отношениями с другим человеком; б) особую душевную связь между любящими или супругами; в) привязанность и заботу по отношению к любимому и всему, что с ним связано.

Но человеку в любви необходимо не просто существо другого пола, а такое существо, которое обладает для него эстетической привлекательностью, интеллектуальной и эмоциональной психологической ценностью, общностью нравственных представлений.

Только в результате счастливого объединения всех названых компонентов возникает ощущение гармонии в отношениях, совместимости и родственности душ. Любовь приносит, светлую радость, делает жизнь человека приятной и красивой, рождает светлые мечты, окрыляет и возвышает.

Любовь - величайшая ценность. Любовь это состояние человека, это и право человека любить и быть любимым. Любовь проявляется как чувство невероятной внутренней необходимости в другом человеке. Любовь есть самая яркая эмоциональная потребность человека, и, по-видимому, она выражает тягу человека к совершенной жизни - жизни, которая должна строиться по законам красоты, добра, свободы, справедливости.

Вместе с тем любовь содержит и конкретные мотивы, Любят за отдельные черточки, красивые глазки, носики и т.д. Абстрактные и конкретные характеристики любви, вообще говоря, противоречат друг другу. В этом заключается ее трагизм. Дело в том, что в отношениях с любимым мысль, по-видимому, движется также, как и в обычном процессе познания. Любовь начинается с конкретных моментов, возгорается на основе совпадения каких-то отдельных черт любимого с предварительно сформированным и представленным в сознании или подсознании образом. Затем начинается выделение сущности другого человека, в абстрактном виде неизбежно сопровождающееся идеализацией этого человека. Если этот процесс одновременно сопровождается ответными эмоциональными реакциями, это приводит к усилению чувств и сближению отношений. В дальнейшем, по-видимому, начинается движение от абстрактного, к конкретному, мысль как бы начинает примерять сформулированный ею абстрактный образ к действительности. Это самая опасная стадия любви, за которой может последовать разочарование - тем более быстрое и сильное, чем более сильной была степень осуществления абстракции. При разном духовном развитии могут возникнуть взаимное непонимание, связанное с различными интеллектуальными запросами.

Психологи считают, что любовь живет и развивается по своим собственным особенным законам, которые включают как периоды бурных страстей, так и периоды умиротворенного блаженства, покоя. Затем наступает стадия привыкания и нередко спада, затухания эмоционального возбуждения. Поэтому чтобы не попасть в страшную ловушку, которую подготавливает любовь, следует обязательно стремиться к взаимному духовному развитию в любви.

Этическая, нравственная природа любви глубоко раскрыта русским философом Вл.Соловьевым в трактате «Смысл любви»: по Соловьеву, смысл человеческой любви есть «оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма».

Эгоизм вообще губителен для личности, непродуктивен как принцип отношений. Ложь и зло эгоизма, считает Соловьев, состоят в исключительном признании безусловного значения за собою и в отрицании его наличия у других, что явно несправедливо. Рассудком мы понимаем эту несправедливость, но фактически упраздняет такое несправедливое отношение лишь любовь.

Любовь есть признание безусловной ценности другого - причем не в отвлеченном сознании, а во внутреннем чувстве и жизненной воле. «Любовь важна не как одно из наших чувств, а как перенесение всего нашего жизненного интереса из себя в другое, как перестановка самого центра нашей личной жизни», - писал Вл.Соловьев. Тем самым смысл любви он тесно связывает с преодолением эгоизма: «Любовь есть самоотрицание существа, утверждение им другого, этим самоотрицанием осуществляется его высшее самоутверждение. Отсутствие самоотрицания, или любви, то есть эгоизм, не есть действительное самоутверждение существа, - это есть только бесплод­ное, неудовлетворенное стремление или усилие к самоутверждению, вследствие чего эгоизм и есть источник всех страданий; действительное же самоутверждение достигается только в самоотрицании...» По мнению Соловьева, любовь приводит к расцвету индивидуальной жизни, эгоизм же несет гибель личностному началу.

Утверждая, казалось бы, свою персону, на самом деле эгоистичный человек губит ее, выдвигая на первый план животное или житейское начало в ущерб началу духовному. Подлинное самоутверждение человека как одухотворенного существа состоит в преодолении эгоизма, В том, чтобы утвердить себя в другом. «Любовь, как действительное упразднение эгоизма, есть действительное оправдание и спасение индивидуальности. Любовь - это... внутренняя спасительная сила, возвышающая, а не упраздняющая индивидуальность».

Как считает Соловьев, «собственная ближайшая задача любви» - привести «к действительному и неразрывному соединению двух жизней в одну», чтобы установилось такое сочетание двух конкретных существ, которое создало бы из них абсолютную личность, истинного человека как свободное единство мужского и женского начал, сохраняющих свою формальную обособленность, но преодо­левших свою сущностную рознь.

Но если истинная любовь состоит в том, чтобы посредством взаимного дополнения два любящих существа создали идеальную личность, то возникает вопрос: а возможно ли такое идеальное сосуществование двух личностей? Будут ли недостатки одного восполняться достоинствами

другого? Будет ли закрыта брешь между недостатками одного и другого? И вообще - существует ли такая любовь, какой ее представляет себе Вл.Соловьев, или это просто мечта, и нам, простым смертным, не суждено ее познать?

Вот что по этому поводу думает сам автор «Смысла любви»: «Итак, если смотреть только на фактический исход любви, то должно признать ее за мечту, временно овладевающую нашим существом и исчезающую, не перейдя в дело. Но признавая в силу очевидности, что идеальный смысл любви не осуществляется в действительности, должны ли мы при­знать его неосуществимым? Было бы совершенно несправедливо отрицать осуществимость любви только на том основании, что она до сих пор никогда не была осуществлена. Любовь существует в своих зачатках или задатках, но еще не на самом деле...Если любовь открывала нам какую-то действительность, которая потом закрылась и исчезла для нас, то почему мы должны мириться с этим исчезновением? Если то, что потеряно, было истинным, тогда задача сознания и воли не в том, чтобы принять потерю за окончательную, а в том, чтобы понять и устранить ее причины».

Философ определяет любовь как «влечение одушевленного существа к другому для соединения с ним и взаимного восполнения жизни». Из обоюдности отношений он выводит три вида любви .

Во-первых, любовь, которая больше дает, чем получает, - нисходящая любовь. В первом случае это родительская любовь, основанная на жалости и сострадании; она включает в себя заботу сильных о слабых, старших о младших; перерастая семейные - «отеческие» отношения, она создает понятие «отечество».

Во-вторых, любовь, которая больше получает, нежели дает, - восходящая любовь. Второй случай - любовь детей к родителям, она покоится на чувстве благодарности и благоговения; за пределами семьи она рождает представления о духовных ценностях.

В-третьих, когда и то, и другое уравновешено. Эмоциональной основой третьего вида любви является полнота жизненной взаимности, которая достигается в половой любви; здесь жалость и благоговение соединяются с чувством стыда и создают новый духовный облик человека.

При этом Вл. Соловьев считал, что «половая любовь и размножение рода находятся между собой в обратном отношении: чем сильнее одно, тем слабее другая». Он выводил из этого следующие зависимости: сильная любовь очень часто остается неразделенной; при взаимности сильная страсть зачастую приводит к трагическому концу, не оставляя после себя потомства; счастливая любовь, если она очень сильна, также обычно остается бесплодной.

Любовь для Соловьева - не только субъективное переживание, но и активное вторжение в жизнь. Как дар речи состоит не в говорении самом по себе, а в передаче мысли через слово, так истинное назначение любви не в простом переживании чувства, а в том, что благодаря ему совершается преображение социальной и природной среды.

Соловьев видит у любви пять возможных путей развития - два ложных и три истинных.

Первый ложный путь любви - «адский» - мучительная неразделенная страсть.

Второй, тоже ложный - «животный» - неразборчивое удовлетворение полового влечения.

Третий путь (первый истинный) - брак.

Четвертый - аскетизм.

Высший, пятый путь - это Божественная любовь, когда перед нами предстает не пол - «половина человека», а целый человек в соединении мужского и женского начал. Человек становится в этом случае «сверхчеловеком»; именно здесь он решает главную задачу любви - увековечить любимое, спаси его от смерти и тлена. При этом суть, смысл любви определяется им через меру. Но как и чем можно измерить любовь! Всепоглощающей страстью, потомством либо еще чем-то? Определить это очень сложно. И никто не смог сделать это так точно, как Блаженный Августин, сказавший: «Мера любви - это любовь без меры».

4. Любовь как «ответ на проблему человеческого существования»

Современные представления о любви базируются на том, что любая теория любви должна начинаться с вопроса о сущности человека и его существования. А этот вопрос, в свою очередь, связан с другим: как преодолеть свою отделенность, как выйти за пределы собственной индивидуальной жизни и обрести единение с другим. Этот вопрос был актуален уже для примитивного человека, жившего в пещерах; столь же актуальным он остается для современного человека, потому что той же остается его основа: человеческая ситуация, условия человеческого существования. Именно в этой «человеческой ситуации», в самой сущности человека - в его стремлении к единению усматривает истоки любви Э. Фромм.

Дело в том, что переживание отделенности рождает тревогу, считает он. Быть отделенным - значит быть отторгнутым, беспомощным, неспособным владеть миром, не иметь возможности реализовать свои человеческие силы. Однако единение, достигаемое в совместной работе, - не межличностно; единение, достигаемое в сексуальном экстазе, - преходяще; единение, достигаемое в приспособлении к другому, - только псевдоединение.

Полный «ответ на проблему человеческого существования» содержится в достижении совершенно особого, уникального вида единения - слияния с другим человеком при условии сохранения собственной индивидуальности. Именно такой вид межличностного единения достигается в любви, которая объединяет человека с другими, помогая ему преодолеть чувство изоляции и одиночества. При этом любовь «позволяет человеку оставаться самим собой, сохранять свою целостность. В любви имеет место парадокс: два существа становятся одним и остаются при этом двумя» (Э. Фромм).

Любовь - это не счастливая случайность или мимолетный эпизод, а искусство, требующее от человека самосовершенствования, самоотверженности, готовности к поступку и самопожертвованию. Именно об этом говорит Эрих Фромм в своей книге «Искусство любви». «Любовь - не сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо от уровня достигнутой им зрелости. Все попытки любви обречены на неудачу, если человек не стремится более активно развивать свою личность в целом, чтобы достичь продуктивной ориентации; удовлетворение в любви не может быть достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной человечности, отваги, веры и дисциплины».

В своей работе Фромм выделяет пять элементов, присущих любви. Это давание, забота, ответственность, уважение и знание.

«Любить, - говорит он, - это главным образом отдавание, а не получание. Давание - это высочайшее проявление силы... Я ощущаю себя изобильным, тратящим, живым, счастливым. Отдавание более радостно, чем получание». Любовь для Фромма не просто чувство, это прежде всего способность отдавать другому силы своей души. Но что значит отдавать? Хотя ответ на этот вопрос кажется простым, он полон двусмысленности и запутанности. Наиболее широко распространено неверное мнение, что давать - это значит отказываться от чего-то, становиться лишенным чего-то, чем-то жертвовать. Именно так воспринимается акт давания человеком, стоящим на позициях авторитарной этики и ориентированным на присвоение. Он готов давать только в обмен на что-либо; давать же, ничего m получая взамен, для него значит быть обманутым.

Что же один человек может дать другому? Он дает себя, самое драгоценное из того, что имеет, он дает свою жизнь. Но это не обязательно должно означать, что он жертвует свою жизнь другому Он дает ему свою радость, свой интерес, свое понимание, свое знание свой юмор, свою печаль - все переживания и все проявления того что есть в нем живого. Этим даванием своей жизни он обогащает другого человека, увеличивает его чувство жизнеспособности. При чем он дает не для того, чтобы брать взамен: давание само по себе может доставлять чувство наслаждения. Вместе с тем, давая, он вызывает в другом человеке что-то такое, что возвращается к нему обратно: побуждает другого человека тоже стать дающим, и они оба разделяют радость, которую сообща принесли в жизнь. В случае любви - это сила, рождающая ответную любовь. Поэтому истинная любовь - это феномен избытка. Ее предпосылкой служит сила человека, способного отдавать.

Любовь - это активность, действие, способ самореализации. Активный характер любви можно обосновать как раз посредством утверждения, что любить - значит прежде всего давать, а не брать. Вместе с тем любовь - это утверждение и плодотворность. Она созидательна по существу, она противостоит разрушению, конфликтности, вражде. Причем любовь - это форма продуктивно деятельности. Она предполагает проявление интереса и заботы к объекту любви, душевный отклик, изъявление многообразных чувств по отношению к нему (эмоциональное «резонирование»). То, что любовь означает заботу, наиболее очевидно на примере любви матери к своему ребенку. Никакие се заверения не убедят нас в том, что она действительно любит, если она не заботится о ребенке, пренебрегает его кормлением, не купает его, не старается полностью его обиходить; но когда мы видим ее заботу о ребенке, мы верим в ее любовь. Это относится и к любви к животным и цветам. «Любовь - это активная заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим» (Э. Фромм) Такой аспект любви, как ответственность, есть ответ на выраженные или невыраженные потребности человеческого существа. Быть «ответственным» - значит быть в состоянии и готовности отвечать». Любящий человек чувствует ответственность за своих ближних, как он чувствует ответственность за самого себя. В любви ответственность касается, прежде всего, психических потребностей другого человека.

Ответственность могла бы легко вырождаться в желание превосходства и господства, если бы в любви не было уважения. «Уважение - это не страх и благоговение, это способность видеть человека таким, каков он есть, осознавать его уникальную индивидуальность». Уважение предполагает отсутствие эксплуатации. «Я хочу, чтобы любимый мною человек рос и развивался ради себя самого, своим собственным путем, а не для того, чтобы служить мне. Если я люблю другого человека, я чувствую единство с ним, но с таким, каков он есть, а не с таким, каким он необходим мне в качестве средства для моих целей».

«Уважать человека невозможно, не зная его: забота и ответственность были бы слепы, если бы их не направляло знание». Фромм рассматривал любовь как один из путей познания «тайны человека», а знание - как аспект любви, являющийся инструментом познания, позволяющим проникнуть в самую суть.

Таким образом, любовь - это активная заинтересованность в жизни того, что или кого мы любим. Но одновременно любовь - это и процесс самообновления и самообогащения. Подлинная любовь усиливает ощущение полноты жизни, раздвигает границы индивидуального существования. Гегель писал: «Истинная сущность любви состоит в том, чтобы отказаться от сознания самого себя, забыть себя в другом Я и, однако, в этом же исчезновении и забвении впервые обрести самого себя». Поэтому любовь недостижима для тех, кто не стремится развивать свою личность, не стремится достичь продуктивной ориентации. Радость и счастье индивидуально нацеленной любви невозможны без способности сострадать ближнему, без истинной человечности и доброты.

По Фромму, существует несколько видов любви: братская, материнская, эротическая, любовь к себе и любовь к Богу.

Под братской любовью Фромм понимает любовь между равными, которая основывается на чувстве единства. «Любовь начинает проявляться, только когда мы любим тех, кого не можем использовать в своих целях», - пишет Фромм. Материнская любовь, по Фромму, - это любовь к беспомощному существу. Эротическая любовь - это то, что мы наиболее часто подразумеваем под словом «любовь», половая любовь мужчины и женщины. О любви к себе Э.Фромм говорит как о чувстве, не испытывая которого невозможно любить кого-то другого. Любовь к Богу Фромм трактует как основу всех видов любви, как прародительницу родительской и эротической любви. Он говорит о ее сложной структуре и взаимосвязях со всеми гранями человеческого сознания. Но в этом, наверное, с ним можно поспорить, так как существуют люди, не ощущающие потребности в любви к Богу, однако они становятся замечательными родителями, любящими супругами, великолепными друзьями. Возможно, потому, что они исповедуют другую религию - религию Любви.

Абсолютно полная, всеохватывающая любовь органически включает в себя все виды любви. Но среди них наиболее соблазнительным и, как это ни парадоксально, наиболее труднодоступным является тот вид, который мы называем «эротической любовью» - любовь двух людей друг к другу, любовь, жаждущая полного слияния, единства с любимым человеком. Она по своей природе исключительна, и поэтому существует не только в единстве с остальными видами любви, не только как высшая моральная ценность, но и как реальное земное отношение и влечение, как относительно самостоятельное стремление и потребность. И при этом сама она столь разнообразна и непредсказуема, что нуждается в отдельном анализе.

«Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается добродетелью в целом народе? Предрассудок сей, утвержденный демократической завистью некоторых философов, служит только к распространению низкого эгоизма. Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?

Mes arriere-neveux me devront cet ombrage! »*.

(*Мои правнуки будут мне обязаны этой сенью! – фр.;

Пушкин А.С. Сочинения в трех томах. Том третий.

Проза. – М.: Худож. лит-ра, 1986. – С. 444).

История развития российской цивилизации не сохранила для нас живые побеги древнерусской, дохристианской религиозно-нравственной традиции, и лишь подлинное чудо может воскресить их к новой жизни. Таким историческим чудом в судьбе отечественной культуры стало нежданное обретение в ХХ в. «Велесовой книги», в которой говорится не только о религиозной вере наших предков, но также о главных принципах их земной жизни, о легендарном прошлом всего славянского племени (Асов А.И. Свято-Русские Веды. Книга Велеса. – М.: Фаир-Пресс, 2005). С момента обретения текстов древнеславянской религиозной традиции, представленных «Книгой Велеса» (Велес, Волос – в славянской мифологии бог скота, богатства и наставник людей в практической мудрости), споры профессионалов–лингвистов, представителей научной и околонаучной общественности об их исторической подлинности не утихают (Зализняк А.А. О профессиональной и любительской лингвистике // Наука и жизнь. 2009. № 1‒2. [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.nkj.ru/archive/articles/15245; http://www.nkj.ru/archive/articles/15349.; Рудницкий Ю.В. «Мистификаторы поневоле» // Зеркало недели. №13 (642). 7‒13 апреля 2007 [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://www.zn.ua/3000/3150/56306.; Что думают учёные о «Велесовой книге». СПб.: Наука, 2004. 220 с.). В этой полемике мы разделяем мнение тех исследователей, которые признают их достоверность. Укажем на нравственно-этические основания своей позиции в данном вопросе. В какой мере нравственный облик «первооткрывателей» литературного памятника дает нам право усомниться в их моральной чистоплотности? И в какой степени их творческие способности соответствуют «вселенскому духу» данного литературного шедевра, не менее гениального по своему историческому смыслу, чем «Повесть временных лет», «Слово о Законе и Благодати», «Слово о полку Игореве»? Если «Книга Велеса» – это подделка, то надо признать, что ее создатель – подлинный «национальный гений», о жизни и творчестве которого должен знать всякий русский. Или все же это – «народный гений», т. е. сам народный Дух, творящий историческую жизнь и запечатлевший ее деяния в литературном предании своей исторической памяти?

Исторические корни русского народа «Велесова книга» производит от легендарного прародителя Отца Богумира и его детей – трех дочерей (Древы, Скревы и Полевы) и двух сыновей (Севы и Руса): «от них идут северяне и русы» (Асов А.И. Свято-Русские Веды. Книга Велеса. – М.: Фаир-Пресс, 2005. – С. 53). По мысли создателей «Велесовой книги», в имени прародителя всех славян была закреплена духовная связь с Богом–Творцом как их небесным Отцом. «И тот Богумир был наречен Твастырем, ибо Тот Праотец ему и всем славянам. И было так, и так будет, ибо боги нарекли имя сие… И вот оставил он роды после себя, и потому Боги – причина родов, и так пошли от родов иные роды. И так Сварог – Отец, а прочие – суть сыны Его» (Асов А.И. Указ.соч. – С. 57).

Добрососедские отношения первых славянских родов с иными племенами вели к образованию новых межродовых объединений, главным из которых стал скифо-славянский союз, символически представленный образом праведного огнищанина Ария Оседня и его сыновей, возглавивших поход объединившихся родов в поиске лучших земель (Асов А.И.Указ. соч.– С. 65). Перейдя через великие заснеженные и обледенелые горы, ведомые «арийскими родами» племена «притекли в степи … И там скифами–скотоводами были. И тогда впервые Правь была изречена отцам нашим от праотцов» (Асов А.И.Указ.соч. – С. 71). Так в VIII в. до н.э. степи северного Причерноморья стали для прарусских родов «землей обетованной», духовным детищем которой оказалась земля Русская, расположенная между Ильменем, Карпатами и Доном с центром в Киеве: «И после стояла земля та пятьсот лет» (Асов А.И. Указ.соч. – С. 81).

Бытовые особенности скифского общества получили выражение в ряде его этнических именований: «сколоты», «сполы», «споры», «склавины», «сакалиба» (Шамбаров В.Е. Русь: дорога из глубин тысячелетий. ‒ М.: ЭКСМО-Пресс, 2002. – С. 152–153). Близким по значению этим именам оказывается и самоназвание «росы» у русских людей. Славяно-скифский союз просуществовал как государственно-политическое образование до начала II в. до н. э. и погиб в результате вторжения сарматских племен (Шамбаров В.Е. Указ. Соч. – С. 208). Три столетия понадобилось прарусским родам, чтобы восстановить силы после сарматского погрома для нового обустройства своей обретенной родины, для утверждения в мире нравственного достоинства славянского имени.

Высший смысл религиозной жизни наших предков запечатлен, согласно текстам «Велесовой книги», именем славянского этноса, происходящим от глагола «славить» – «прославлять», «восхвалять»: род «славянский» славен тем, что прославляет богов своих и словом, и делом. «Велес учил праотцов наших землю пахать, и злаки сеять, и жать, снопы свивая, на полях страдных, и ставить сноп в жилище, и почитать Его как Отца Божьего: Отцом нашим, а матерью – Славу… Так мы шли, и не были нахлебниками, а были славянами – руссами, которые Богам славу поют и потому – суть славяне» (Асов А.И. Указ.соч. – С. 27). Славянская вера напрочь отвергает какое-либо двоедушие в жизни человека и вверяет его судьбу «высшему провидению», не требуя для себя от богов никаких жизненных благ. «А какие мы сами – то Перунько и Сноп знают. И так как мы молили Бога, славу вознося, но никогда не просили Его, и никогда не требовали с Него то, что необходимо нам для жизни» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 75). Самоотрешенность, безусловная вера славянского племени в высший промысел определяет его практическую жизнь как «Путь Прави», как «религиозно-нравственный Праведизм», связующий земные дела людей с божьей волей. «И Громовержцу – Богу Перуну, Богу битв и борьбы говорили: «Ты, оживляющий явленное, не прекращай Колеса вращать! Ты, кто вел нас Стезею Прави к битве и тризне великой!» О те, что пали в бою, те которые шли, вечно живите вы, в войске Перуновом!» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 7). Исторически путь Прави начинается для славян с утверждения Божьей Правды на Русской земле. «И тогда впервые Правь была изречена отцам нашим от праотцов, охраняющих нас от Нави, кои в великой борьбе силы дают нам отражать врагов Божьих» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 71).

Абсолютная покорность древних славян воле богов является не слепым повиновением бесправных рабов требованиям господина, а преклонением верных детей перед праведной волей своих небесных родителей. «И это – есть и будет нашей истинной жертвой Богам, которые суть наши Праотцы. Ибо мы происходим от Дажбога, и стали славны, славя Богов наших, и никогда не просили и не молили их о благе своем» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 73). Безграничное доверие древних русичей своим богам есть выражение их сыновнего долга, когда род славянский представляется божьим народом, творящим на земле святую волю своих небесных родителей. «И Святовиту мы славу рекли. Он есть и Прави, и Яви Бог! Песни поем мы Ему, ведь Святовит – это Свет. … Славьте великого Святовита: «Слава Богу нашему!» И восскорбите же сердцем своим, дабы вы смогли отречься от злого деяния нашего, и так притекли к добру. Пусть обнимаются Божии дети» (Асов А.И. Указ. Соч. – С. 9). Религиозный «Праведизм» славян утверждает их духовное родство с богами, которые всегда придут в трудную минуту на помощь своим верным детям. «Будьте сынами своих Богов и сила их пребудет на вас до конца!» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 49). Поэтому славяне должны оставаться духовно чистыми перед богами, не поклоняться чужим богам, не отступать от своих небесных покровителей, следовать их заветам, идти по жизни путем Прави, быть защитниками высшей Правды на земле. «Так шли на юг к морю и мечами разили врагов, шли до горы великой, до долины с травами, где много злаков. И там освоился Кий, который начал строить Киев, ставший русским. Много крови стоил тот исход славянам. Анты пренебрегли злом и шли туда, куда Арий говорил. Ибо «кровь наша – святая кровь», - про это он говорил в Семиречье. И все мы русичи. И мы не слушаем ворогов, которые говорят недоброе. Мы происходим от отца Ария» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 73).

Первым законом праведной жизни древних русичей было требование свободы как главной ценности земного бытия человека. «Там Перун идет, тряся золотой головой, молнии посылая в синее небо, и оно от этого твердеет. И матерь Слава поет о трудах своих ратных. И мы должны ее слушать и желать суровой битвы за Русь нашу и святыни наши. … И с этим мы не боимся смерти, ибо мы – славные потомки Дажьбога» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 89). Только при сохранении свободы, самоотверженной защите русской земли от врагов, независимости Руси от чужих властителей реально подтверждается преданность славян высшему промыслу и сохраняется высшее попечение о них как божьих детях. «И вот Боги говорят нам: «Ходите по Руси и никогда к врагам!» И Матерь Сва-Слава поет, чтобы мы шли в поход на врагов. И мы верили Ей, так как Слава – Суть Птица Вышня, летящая из Сварги над Русью» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 73). Поэтому каждый русич должен быть прежде всего воином, защитником родной земли, и ради свободы родной страны обязан пожертвовать своей жизнью, ибо в свободе кроется сакральная связь человека с небесными прародителями «И вот Сварог, который суть Сам Творец, сказал Арию: «Сотворены вы от перстов Божьих. И будут про вас говорить, что вы – сыны Творца, и станете вы как сыны Творца, и будете как дети Мои, и Дажьбог будет Отцом вашим. И Его вы должны слушаться, и он вам скажет, что вам иметь, и о том, что вам делать, и как говорить, и как творить требы. И вы будете народом великим, и победите вы весь свет, и растопчите роды иные, которые извлекают свои силы из камня, и творят чудеса – повозки без коней, и делают разные чудеса без кудесников» (Асов А.И. Указ.соч. – С. 77).

Религиозный «Праведизм» славянского племени провозглашает родственные узы русских родов с богами: поэтому родовые связи обретают сакральный смысл, становятся земным и вполне зримым выражением присутствия высшей воли в делах людей. А потому не может быть подлинной любви между родителями и детьми вне родственных чувств между братьями и сестрами. Единство рода является главным внутренним фактором сохранения народной свободы и праведной веры. «И тут начали ведать истину, что мы имели силу, лишь когда были вместе – тогда никто не мог одолеть нас. И в степях нас, объединившихся, не одолели, ибо мы – русские и себе славу получили от врагов, проклинающих нас» (Асов А.И. Указ. Соч. – С. 47). Священный дар свободы лишь тогда может сохраниться в жизни людей, когда они жертвуют собой ради будущего всех сородичей. Поэтому павшие в битве за родичей обретают жизнь вечную. «И вот потому мы смерть не имели, имели же мы – жизнь вечную, и братья всегда трудились для братьев!» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 15).

Семейные отношения, узы родства носят в мировоззрении русичей священный, нерасторжимый характер, определяющий путь Прави как исполнение нравственного долга перед праотцами, как утверждение духовного братства поколений в свершении общего дела. «И так провозглашали мы славу Богам, которые суть Отцы наши, а мы – сыны Их. И будем достойны Их чистотой телес и душ наших» (Асов А.И. Указ. Соч. – С. 69). Сыновнее самопожертвование, нравственное чувство любви и братской солидарности, самоотверженности, жертвенности ради русской земли и родичей определяет главное качество древнеславянской ментальности. «Услышь, потомок, песню Славы! Держи в сердце своем Русь, которая есть и пребудет землей нашей! И мы были обязаны оборонять ее от врагов. И умирали за нее, как день умирает без Солнца» (Асов А.И. Указ. соч. – С. 25).

«Русские» или современные «россы», исповедуя «Славу» древних «росов», выступают на исторической арене как духовно «чистые », «светлые », «ясные » и «прозрачные », «открытые » для всех, искренние люди, «верные» и «истинные» в словах и делах, утверждающие Божью Правду высшей ценностью своей земной жизни. Поэтому нынешние поколения русского этноса должны гордиться своим родовым именем как обозначением нравственного благородства«чистых людей» , не скрывающих от мира своих замыслов, не таящих в себе черных помыслов: душа наша открыта для всякого доброго замысла. Искренность , запечатленная нашим именем, – вера в Божий промысел о человеке как воплощении истины – делает нас непобедимыми в противоборстве с силами зла и обмана. И потому русские люди должны хранить свою веру в высший промысел и чтить родное имя как живое напоминание о главной цели своей жизни – утверждении Божьей Правды на земле: наше Слово – свято, ибо претворяет Правду в человеческом мире. «Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков» (Иоанн 1:3‒4).

Конечный исторический смысл общерусского дела хранится в религиозных заветах нашего древнего Слова и концентрируется в идее «Святой Руси» как просветленной жизни всего человечества. «Великое историческое призвание России, от которого только получают значение и ее ближайшие задачи, − определяет В. С. Соловьев коренной смысл русского дела, − есть призвание религиозное в высшем смысле этого слова. Только когда воля и ум людей вступят в общение с вечно и истинно-сущим, тогда только получат свое положительное значение и цену все частные формы и элементы жизни и знания, все они будут необходимыми органами или посредствами одной цельной жизни» (Соловьев В.С. Философские начала цельного знания. // Сочинения в 2 т. – 2-е изд. − Т. 2. − М., 1990. – С. 173). Конкретизацией этой высшей идеи становятся три религиозных замысла исторических деяний восточнославянских народов – украинского (малоросского), русского (великоросского) и белорусского (чисто русского). Каждый из русских народов мыслит «Святую Русь» по-своему, опираясь на собственные представления, руководствуясь своими склонностями и способностями. Украинский исторический замысел концентрируется в идеи Нового Иерусалима как Града Любви Божьей не к отдельному народу, а ко всему Человечеству. Главной исторической задачей великоросской нации выступает проблема обустройства Отчего Дома как совершенного земного царства – Третьего Рима, способного примирить народы на основе идеи равенства как залога всеобщей социальной справедливости. Главная цель белорусского этноса – это сохранить Любовь в Отчем Доме, укрепить мир между братьями, связать небесную правду Нового Иерусалима и земную правду Третьего Рима внутренними, духовными узами на основе нравственных усилий одухотворенной личности. Самоотверженный душевный настрой белорусского народа руководствуется идеей «сыновнего долга» перед земными и небесными родителями, определяется принципом святости родовых уз как реальным свидетельством подлинной Любви в отношениях между Богом Отцом и его духовными детьми из рода человеческого, как исповеданием конечной небесно-земной правды грядущего Богочеловечества в собрании просветленных личностей. В практической реализации данных замыслов и заключается историческое назначение русских народов, конечная судьба всего Русского мира .

Каждая из этих идей в отдельности бессильна и только в своем единстве они могут быть претворены в действительность и воплотиться в облике Святой Руси. Лишь единство этих трех путей исторических деяний русских народов приведет их к победе над темными силами. Таким образом, общерусская национальная идея может быть реализована в своем истинном существе лишь на основе объединения трех путей духовной жизни народных масс – религиозно-мистического пути украинского этноса, социально-технологического пути великорусского этноса и социокультурного усилия белорусского этноса. Религиозно-мистическое стремление украинского этноса к общению с Богом предполагает прежде всего объединение всех исторических ветвей русского православия, что означает возрождение нравственной силы «древнерусской веры », освободившей некогда русский народ и от монгольского рабства, и от польского насилия, а сегодня столь нужной русскому народу для спасения от собственного безумия подвигом «высшей веры ».

Но этот путь к Богу должен быть подкреплен и соответствующими земными средствами в преобразовании действительности на основе знаний, научно-философского мышления. «По классическому и вечному определению веры, – подчеркивает Н.Бердяев, – одинаково ценному и в религиозном, и в научном отношении, вера есть обличение вещей невидимых. В противоположность этому знание может быть определено как обличение вещей видимых… видимые, т.е. принудительно данные вещи – область знания, не видимые, т.е. не данные принудительно вещи, вещи, которые должно еще стяжать, область веры» (Бердяев Н.А. Философия свободы // Сочинения. – М.: Мысль, 1994. – С. 42‒43). Путь Веры и путь Знания должны быть едины и дополнять друг друга. Если Украина идет путем Веры, а Россия следует путем Знания, то Беларусь избрала путь Любви как практического скрещения Веры и Знания в подвиге самопожертвования, духовного, творческого самосовершенствования личности. Поэтому подлинным началом утверждения Святой Руси в практической деятельности русских народов должно стать явление исторической Личности как истинного выразителя духовного существа русской нации в претворении Высшей Воли. Именно Беларусь и выступает сегодня действительным средоточием Русского духа братской любви в отношениях между людьми, реальным воплощением духовной сути Святой Руси в исторической практике русских народов.

Ныне не Киев и не Москва, а Минск становится путеводной звездой русского народа в претворении своего одухотворенного будущего. В современных условиях глобализации общественной жизни и концентрации всех ее противоречий во главе общерусского дела должен стать Третий Брат и практически утвердить идеологию братства в реалиях глобального социума. Пока жива Беларусь, действительна в мире и Святая Русь! Не в силе Бог, а в Правде – на том стояла и будет стоять Святая Русь. «И увидел я отверстое небо, и вот конь белый , и сидящий на нем называется Верный и Истинный , Который праведно судит и воинствует. … Он имел имя написанное, которого никто не знал, кроме Его Самого; Он был облечен в одежду, обагренную кровию. Имя ему: Слово Божие. И воинства небесные следовали за Ним на конях белых , облеченных в виссон белый и чистый. Из уст же Его исходит острый меч, чтобы им поражать народы. Он пасет их жезлом железным; Он топчет точило вина ярости и гнева Бога Вседержителя» (Апокалипсис 19: 11–15).

Гореликов Л.А. – д.ф.н., профессор, академик Ноосферной общественной академии наук 10.10.2018.

Проблема повседневной жизни человека зародилась еще в древности – собственно, тогда, когда человек совершал первые попытки осознать себя и свое место в окружающем мире.

Однако представления о повседневной жизни в период античности и Средневековья носили преимущественно мифологическую и религиозную окраску.

Так, повседневность античного человека пропитана мифологией, а мифология в свою очередь наделена многими чертами повседневной жизни людей. Боги – усовершенствованные люди, живущие теми же страстями, только наделенные большими способностями и возможностями. Боги легко вступают в контакт с людьми, а люди в случае необходимости обращаются к богам. Хорошие дела вознаграждаются тут же, на земле, а плохие поступки незамедлительно караются. Вера в воздаяние и страх наказания формируют мистичность сознания и соответственно повседневного существования человека, проявляющуюся как в элементарных ритуалах, так и в специфике восприятия и осмысления окружающего мира.

Можно утверждать, что повседневное бытие античного человека двуедино: оно мыслимо и эмпирически постигаемо, то есть происходит разделение бытия на мир чувственно-эмпирический и мир идеальный – мир идей. Преобладание той или иной мировоззренческой установки оказывало существенное влияние на образ жизни человека античности. Повседневность только начинает рассматриваться как область проявления способностей и возможностей человека.

Она мыслится как существование, ориентированное на самоусовершенствование личности, подразумевающее гармоничное развитие физических, интеллектуальных и духовных возможностей. При этом материальной стороне жизни отводится второстепенное место. Одной из высших ценностей эпохи античности выступает умеренность, которая проявляется в достаточно скромном образе жизни.

При этом повседневная жизнь личности не мыслится вне социума и практически полностью определяется им. Знание и выполнение своих гражданских обязанностей имеет первостепенное значение для полисного гражданина.

Мистический характер повседневности античного человека вкупе с пониманием человеком своего единства с окружающим миром, природой и Космосом делает повседневность античного человека в достаточной мере упорядоченной, давая ему чувство защищенности и уверенности.

В эпоху Средневековья мир видится через призму Бога, и доминирующим моментом жизни становится религиозность, проявляющаяся во всех сферах жизнедеятельности человека. Это обусловливает формирование своеобразного мировосприятия, при котором повседневность предстает как цепь религиозного опыта человека, при этом осуществляется вплетение религиозных обрядов, заповедей, канонов в образ жизни личности. Весь спектр эмоций и чувств человека носит религиозную окраску (вера в Бога, любовь к Богу, надежда на спасение, страх гнева Божьего, ненависть к дьяволу-искусителю и т. д.).

Жизнь земная насыщается духовным содержанием, благодаря чему происходит слияние духовного и чувственно-эмпирического бытия. Жизнь провоцирует человека на совершение греховных поступков, «подбрасывая» ему всевозможные искушения, но она же и дает возможность искупить свои грехи нравственными деяниями.

В эпоху Возрождения представления о назначении человека, о его образе жизни претерпевают существенные изменения. В этот период и человек, и его повседневная жизнь предстают в новом свете. Человек представляется как творческая личность, сотворец Бога, который способен изменить себя и свою жизнь, который в меньшей степени стал зависеть от внешних обстоятельств, а гораздо более – от собственного потенциала.

Сам термин «повседневность» появляется в эпоху Нового времени благодаря М. Монтеню, который им обозначает заурядные, стандартные, удобные для человека моменты существования, повторяющиеся в каждый миг житейского спектакля. По его справедливому замечанию, повседневные неприятности никогда не бывают мелкими. Воля к жизни является основой мудрости. Жизнь нам дана как нечто такое, что не зависит от нас. Останавливаться на отрицательных ее аспектах (смерти, скорбях, болезнях) – значит подавлять и отрицать жизнь. Мудрец должен стремиться подавлять и отклонять любые аргументы против жизни и должен говорить безусловное «да» жизни и всему тому, в чем состоит жизнь, – скорби, болезни и смерти.

В XIX в. от попытки рационального осмысления повседневности переходят к рассмотрению ее иррациональной составляющей: страхов, надежд, глубинных потребностей человека. Страдания человека, согласно С. Кьеркегору, коренятся в постоянном страхе, который преследует его в каждый момент его жизни. Того, кто погряз в грехе, страшит возможное наказание, освободившегося от греха гложет страх нового грехопадения. Тем не менее, человек сам выбирает свое бытие.

Мрачный, пессимистический взгляд на жизнь человека представлен в трудах А. Шопенгауэра. Суть бытия человека – воля, слепой натиск, возбуждающий и раскрывающий универсум. Человеком движет ненасытная жажда, сопровождаемая постоянной тревогой, нуждой и страданием. По мнению Шопенгауэра, из семи дней недели шесть мы страдаем и вожделеем, а на седьмой помираем от скуки. Кроме того, человека характеризует узость восприятия им окружающего мира. Он отмечает, что человеку свойственно проникать за границы мироздания.

В XX в. главным объектом научного познания становится сам человек в его уникальности и неповторимости. На противоречивость и неоднозначность человеческой природы указывают В. Дильтей, М. Хайдеггер, Н. А. Бердяев и др.

В этот период на первый план выдвигается «онтологическая» проблематика жизнеосуществления человека, а феноменологический метод становится особой «призмой», с помощью которой осуществляется видение, осмысление и познание действительности, в том числе и социальной.

В философии жизни (А. Бергсон, В. Дильтей, Г. Зиммель) делается акцент на нерациональных структурах сознания в жизнедеятельности человека, учитываются его природа, инстинкты, то есть человеку возвращается его право на спонтанность и естественность. Так, А. Бергсон пишет, что из всех вещей мы больше всего уверены и лучше всего знаем наше собственное существование.

В работах Г. Зиммеля наблюдается негативная оценка повседневности. У него рутина повседневности противопоставляется приключению как периоду наивысшего напряжения сил и остроты переживания, момент приключения существует как бы независимо от повседневности, это отдельный фрагмент пространства – времени, где действуют иные законы и критерии оценки.

Обращение к повседневности как к самостоятельной проблеме было осуществлено Э. Гуссерлем в рамках феноменологии. Для него жизненный, повседневный мир становится универсумом смыс-лов. Повседневный мир обладает внутренней упорядоченностью, ему присущ своеобразный когнитивный смысл. Благодаря Э. Гуссерлю повседневность обрела в глазах философов статус самостоятельной реальности, имеющей фундаментальное значение. Повседневность Э. Гуссерля отличает простота понимания того, что ему «видимо». Все люди исходят из естественной установки, объединяющей предметы и явления, вещи и живые существа, факторы социально-исторического характера. Основываясь на естественной установке, человек воспринимает мир как единственно подлинную реальность. Вся повседневная жизнь людей базируется на естественной установке. Жизненный мир является данным непосредственно. Это сфера, известная всем. Жизненный мир всегда относится к субъекту. Это его собственный повседневный мир. Он субъективен и представлен в виде практических целей, жизненной практики.

Большой вклад в исследование проблем повседневности внес М. Хайдеггер. Он уже категорически отделяет научное бытие от повседневного. Повседневность представляет собой вненаучное пространство собственного существования. Повседневная жизнь человека наполнена хлопотами по поводу воспроизведения себя в мире в качестве живущего существа, а не мыслящего. Мир повседневности требует неустанного повторения необходимых забот (М. Хайдеггер называл это недостойным уровнем существования), которые подавляют творческие порывы личности. Хайдеггеровская повседневность представляется в виде следующих модусов: «болтовня», «двусмысленность», «любопытство», «озабоченное устроение» и т. п. Так, например, «болтовня» представлена в виде пустой беспочвенной речи. Эти модусы далеки от подлинного человеческого, и потому повседневность носит несколько негативный характер, а повседневный мир в целом предстает как мир неподлинности, беспочвенности, потерянности и публичности. Хайдеггер отмечает, что человека постоянно сопровождает озабоченность настоящим, которая превращает человеческую жизнь в боязливые хлопоты, в прозябание повседневности. Эта забота нацелена на наличные предметы, на преобразование мира. По мнению М. Хайдеггера, человек пытается отказаться от своей свободы, стать как все, что приводит к усреднению индивидуальности. Человек уже не принадлежит себе, другие отняли у него бытие. Однако, несмотря на эти негативные аспекты повседневности, человек постоянно стремится удержаться в наличном, избежать смерти. Он отказывается видеть смерть в своей повседневной жизни, загораживаясь от нее самой жизнью.

Подобный подход усугубляется и развивается прагматистами (Ч. Пирс, У. Джемс), по мнению которых сознание есть опыт пребывания человека в мире. Большинство практических дел людей направлено на извлечение личной пользы. По У. Джемсу, повседневность выражается в элементах жизненной прагматики индивида.

В инструментализме Д. Дьюи концепция опыта, природы и экзистенции далеко не идиллична. Мир нестабилен, а экзистенция рискованна и неустойчива. Действия живых существ непредсказуемы, а потому от любого человека требуется максимум ответственности и напряжения духовных и интеллектуальных сил.

Психоанализ также уделяет достаточное внимание проблемам повседневного. Так, З. Фрейд пишет о неврозах повседневной жизни, то есть факторах, их вызывающих. Подавленные в силу социальных норм сексуальность и агрессия приводят человека к неврозам, которые в повседневной жизни проявляются в виде навязчивых действий, понятных только самому человеку ритуалах, оговорках, описках, сновидениях. З. Фрейд называл это «психопатологией обыденной жизни». Чем сильнее человек вынужден подавлять свои желания, тем больше приемов защиты он использует в обыденной жизни. Фрейд относит вытеснение, проекцию, замещение, рационализацию, реактивное образование, регрессию, сублимацию, отрицание к способам, с помощью которых можно погасить нервное напряжение. Культура, по мнению Фрейда, многое дала человеку, но забрала у него самое главное – возможность удовлетворять свои потребности.

По мнению А. Адлера, жизнь невозможно представить себе без непрерывного движения в направлении роста и развития. Стиль жизни человека включает в себя уникальное соединение черт, способов поведения, привычек, которые, взятые в совокупности, определяют неповторимую картину существования человека. С точки зрения Адлера, стиль жизни прочно закрепляется в возрасте четырех-пяти лет и впоследствии почти не поддается тотальным изменениям. Этот стиль становится главным стержнем поведения в будущем. От него зависит, каким сторонам жизни мы будем уделять внимание, а какие будем игнорировать. В конечном счете только сам человек ответственен за свой стиль жизни.

В рамках постмодернизма было показано, что жизнь современного человека не стала стабильнее и надежнее. В этот период стало особенно заметным то, что деятельность человека осуществляется не столько на основе принципа целесообразности, сколько на случайности целесообразных реакций в контексте конкретных изменений. В рамках постмодернизма (Ж.-Ф. Лиотар, Ж. Бодрийяр, Ж. Батай) отстаивается мнение о правомерности рассмотрения повседневности с любой позиции для получения полноты картины. Повседневность не является предметом философского анализа данного направления, ухватывая лишь отдельные моменты бытия человека. Мозаичный характер картины повседневности в постмодернизме свидетельствует о равноценности самых разнообразных феноменов человеческого существования. Поведение человека во многом определяется функцией потребления. При этом не потребности человека являются основанием для производства товара, а, напротив, машина производства и потребления производит потребности. Вне системы обмена и потребления нет ни субъекта, ни объектов. Язык вещей классифицирует мир еще до его представления в обыденном языке, парадигматизация объектов задает парадигму коммуникации, взаимодействие на рынке служит базовой матрицей языкового взаимодействия. Не существует индивидуальных потребностей и желаний, желания производятся. Вседоступность и вседозволенность притупляют ощущения, и человеку остается только воспроизводить идеалы, ценности и т. д., делая вид, что этого еще не было.

Тем не менее, есть и положительные моменты. Человек пост-модернизма ориентирован на коммуникацию и целеполагающую устремленность, то есть основной задачей человека постмодерна, находящегося в хаотичном нецелесообразном, порой опасном мире, является необходимость во что бы то ни стало раскрыть себя.

Экзистенциалисты считают, что проблемы рождаются в ходе повседневной жизни каждой личности. Повседневность – это не только «накатанное» существование, повторяющее стереотипные ритуалы, но также и потрясения, разочарования, страсти. Они существуют именно в повседневном мире. Смерть, стыд, страх, любовь, поиск смысла, являясь важнейшими экзистенциальными проблемами, являются также проблемами существования личности. Среди экзистенциалистов наиболее распространен пессимистический взгляд на повседневность.

Так, Ж. П. Сартр выдвинул идею абсолютной свободы и абсолютного одиночества человека среди других людей. Он считает, что именно человек несет ответственность за фундаментальный проект своей жизни. Любая неудача и провал есть следствие свободно выбранного пути, и искать виновных тщетно. Даже если человек оказался на войне, эта война – его, так как он мог вполне избежать ее посредством самоубийства или дезертирства.

А. Камю наделяет повседневную жизнь следующими характеристиками: абсурдность, бессмысленность, неверие в Бога и индивидуальное бессмертие, взваливая при этом колоссальную ответственность на самого человека за его жизнь.

Более оптимистичной точки зрения придерживались Э. Фромм, наделявший жизнь человека безусловным смыслом, А. Швейцер и X. Ортега-и-Гассет, который писал, что жизнь – это космический альтруизм, она существует как постоянное перемещение от жизненного Я к Другому. Эти философы проповедовали восхищение жизнью и любовь к ней, альтруизм как жизненный принцип, подчеркивая самые светлые стороны человеческой натуры. Также Э. Фромм говорит о двух основных способах существования человека – обладании и бытии. Принцип обладания представляет собой установку на овладение материальными предметами, людьми, собственным Я, идеями и привычками. Бытие противопоставляется обладанию и означает подлинную причастность к существующему и воплощение в реальности всех своих способностей.

Реализация принципов бытия и обладания наблюдается на примерах повседневной жизни: беседы, памяти, власти, веры, любви и т. д. Признаками обладания являются косность, стереотипность, поверхностность. К признакам бытия Э. Фромм относит активность, творчество, заинтересованность. Для современного мира более характерна установка на обладание. Это обусловлено су-ществованием частной собственности. Экзистенция не мыслится вне борьбы и страдания, а человек никогда не реализует себя совершенным образом.

Ведущий представитель герменевтики Г. Г. Гадамер большое внимание уделяет жизненному опыту человека. Он считает, что естественным желанием родителей является стремление передать свой опыт детям в надежде уберечь их от собственных ошибок. Однако жизненный опыт – это тот опыт, который человек должен приобретать самостоятельно. Мы постоянно приходим к новому опыту благодаря опровержению старого опыта, потому что это прежде всего болезненный и неприятный опыт, идущий вразрез с нашими ожиданиями. Тем не менее, подлинный опыт подготавливает человека к осознанию собственной ограниченности, то есть пределов человеческого бытия. Убежденность в том, что все можно переделать, что для всего есть время и что все так или иначе повторяется, оказывается просто видимостью. Скорее наоборот: живущий и действующий человек постоянно убеждается в истории на собственном опыте, что ничего не повторяется. Все ожидания и планы конечных существ сами конечны и ограниченны. Подлинный опыт есть, таким образом, опыт собственной историчности.

Историко-философский анализ повседневности позволяет сделать следующие выводы, касающиеся разработки проблем повседневности. Во-первых, проблема повседневности поставлена достаточно четко, но огромное количество дефиниций не дает целостного представления о сущности данного явления.

Во-вторых, большинство философов подчеркивают негативные аспекты повседневности. В-третьих, в рамках современной науки и в русле таких дисциплин, как социология, психология, антропология, история и др., проведенные исследования повседневности касаются прежде всего ее прикладных аспектов, в то время как ее сущностное содержание остается вне поля зрения большинства исследователей.

Именно социально-философский подход позволяет систематизировать исторический анализ повседневности, определить ее сущность, системно-структурное содержание и целостность. Отметим сразу, что все основные понятия, раскрывающие повседневность, ее базовые основания, так или иначе, в той или иной представленности присутствуют в историческом анализе в разрозненных вариантах, в различных терминах. Мы лишь постарались в исторической части рассмотреть существенное, содержательное и целостное бытие повседневности. Не углубляясь в анализ столь сложного образования, каким является понятие жизни, подчеркнем, что обращение именно к нему как к исходному диктуют не только философские направления типа прагматизма, философии жизни, фундаментальной онтологии, но и семантика самих слов повседневности: по всем дням жизни с ее вечными и временными характеристиками.

Можно выделить основные сферы жизни человека: его профессиональный труд, деятельность в рамках быта и сфера отдыха (к сожалению, часто понимаемого только как бездеятельность). Очевидно, что сущностью жизни является движение, деятельность. Именно все особенности социальной и индивидуальной деятельности в диалектической взаимосвязи и определяют сущность повседневности. Но ясно, что темп и характер деятельности, ее результативность, успешность или неуспешность определяются задатками, навыками и главным образом – способностями (повседневность художника, поэта, ученого, музыканта и т. д. существенно разли-чается).

Если деятельность рассматривать как фундаментальный атрибут бытия с точки зрения самодвижения действительности, то в каждом конкретном случае мы будем иметь дело с относительно самостоятельной системой, функционирующей на основе саморегуляции и самоуправления. Но это предполагает, естественно, не только наличие способов деятельности (способностей), но и необходимость источников движения и деятельности. Эти источники чаще всего (и главным образом) детерминированы противоречиями между субъектом и объектом деятельности. Субъект может также выступать в качестве объекта той или иной деятельности. Противоречие это сводится к тому, что субъект стремится овладеть объектом или его частью, в которых он нуждается. Эти противоречия определяются как потребности: потребность отдельного человека, группы людей или общества в целом. Именно потребности в различных измененных, превращенных формах (интересы, мотивы, цели и т. д.) приводят в действие субъект. Самоорганизация и самоуправление деятельностью системы предполагает в качестве необходимого достаточно развитое понимание, осознание, адекватное знание (то есть наличие сознания и самосознания) и самой деятельности, и способностей, и потребностей, и осознание самого сознания и самосознания. Все это преобразуется в адекватные и определенные цели, организует необходимые средства и дает субъекту возможность предвидеть соответствующие результаты.

Итак, все это позволяет рассматривать повседневность с этих четырех позиций (деятельность, потребность, сознание, способность): определяющую сферу повседневности – профессиональную деятельность; деятельность человека в бытовых условиях; отдых как своеобразную сферу деятельности, в которой свободно, спонтанно, интуитивно за пределами сугубо практических интересов, играючи (на основе игровой деятельности), подвижно соединяются эти четыре элемента.

Можно подвести некоторый итог. Из предшествующего анализа следует, что повседневность необходимо определять, отталкиваясь от понятия жизни, сущность которой (в том числе и повседневности) скрыта в деятельности, а содержание повседневности (по всем дням!) раскрывается в детальном анализе специфики социальной и индивидуальной характеристик выделенных четырех элементов. Целостность повседневности скрыта в гармонизации, с одной стороны, всех ее сфер (профессиональной деятельности, деятельности в быту и отдыхе), а с другой – внутри каждой из сфер на основе своеобразия четырех обозначенных элементов. И, наконец, отметим, что все эти четыре элемента были обозначены, выделены и присутствуют уже в историко-социально-философском анализе. Категория жизни наличествует у представителей философии жизни (М. Монтень, А. Шопенгауэр, В. Дильтей, Э. Гуссерль); понятие «деятельность» присутствует в течениях прагматизма, инструментализма (у Ч. Пирса, У. Джемса, Д. Дьюи); понятие «потребность» доминирует у К. Маркса, З. Фрейда, постмодернистов и т. д.; к понятию «способность» обращаются В. Дильтей, Г. Зиммель, К. Маркс и др. и, наконец, сознание как синтезирующий орган мы находим у К. Маркса, Э. Гуссерля, представителей прагматизма и экзистенциализма.

Таким образом, именно такой подход позволяет определять феномен повседневности как социально-философскую категорию, раскрыть сущность, содержание и целостность этого явления.

Нравственность – это стремление личности оценивать сознательные действия, состояния человека на основании совокупности осознанных норм поведения присущих конкретному индивиду. Выразительницею идей человека нравственно развитого есть совесть. Это глубинные законы порядочной жизни человека. Нравственность является представлением индивида о зле и добре, об умении грамотно оценивать обстановку и определять типичный стиль поведения в ней. Каждый индивид обладает собственными критериями нравственности. Она формирует определенный кодекс отношений с человеком и окружением в целом, основанный на взаимопонимании и гуманизме.

Что такое нравственность

Нравственность – это неотъемлемая характеристика личности, являющаяся когнитивной основой формирования нравственно здоровой личности: социально ориентированной, адекватно оценивающей обстановку, имеющей устоявшийся набор ценностей. В нынешнем обществе во всеобщем использовании бытует определение нравственности, как синонима понятия мораль. Этимологические особенности данного понятия показывают происхождение со слова «нрав» – характер. Впервые смысловое определение понятия нравственность было опубликовано в 1789 году – «Словарь Академии Российской».

Понятие нравственность объединяет в себе определенный набор качеств личности субъекта. Первостепенно это честность, доброта, сострадание, порядочность, трудолюбие, щедрость, надежность. Анализируя нравственность как личностное свойство, следует упомянуть, что каждый способен привнести и свои качества в это понятие. У людей, имеющих различные типы профессий, нравственность формирует и различную совокупность качеств. Солдат должен обязательно быть смелым, судья справедливый, учитель . На основе сформировавшихся нравственных качеств формируются направления поведения субъекта в обществе. Субъективное отношение личности играет немалую роль при оценке ситуации в нравственном ключе. Кто-то воспринимает гражданский брак абсолютно естественно, для других он является как грех. Опираясь на религиозные исследования, следует признать, что понятие нравственность от своего значения сохранило очень мало истинного. Представления современного человека о нравственности искажено и выхолощено.

Нравственность является качеством сугубо индивидуальным, которое позволяет личности осознанно контролировать собственное психическое и эмоциональное состояние, олицетворяя собой духовно и социально сформировавшуюся личность. Нравственный человек способен определить золотую меру между эгоцентричной частью своего я и жертвенностью. Такой субъект способен сформировать социально-ориентированное, ценностно-определенное гражданское и мировоззрение.

Нравственная личность, выбирая направления своих действий, поступает исключительно по своей совести, опираясь на сформированные личностные ценности и понятия. Для некоторых понятие нравственность это эквивалент «билета в рай» после смерти, а в жизни это нечто не особо влияющее на успешность субъекта и не несет никакой выгоды. Для такого типа людей нравственное поведение - это способ очистить душу от грехов, как бы прикрытие собственных неверных поступков. Человек существо беспрепятственное в выборе, имеет свой жизненный курс. Общество при этом имеет свое влияние, способно задавать собственные идеалы и ценности.

В действительности нравственность, как свойство необходимое для субъекта, является исключительно важным и для общества. Это как бы гарантия сохранения человечества как вида, иначе без норм и принципов нравственного поведения, человечество искоренит само себя. Произвол и постепенная – последствия исчезновения нравственности как совокупности прицепов и ценностей общества как такового. Вероятнее всего и гибель определенной нации или этноса, если в ее главе стоит безнравственное правительство. Соответственно уровень жизненного комфорта людей зависит от развитой нравственности. Защищённым и благополучным является то общество, соблюдения ценностей и моральных принципов, уважение и альтруизм в котором, прежде всего.

Итак, нравственность это интериоризированные принципы и ценности, базируясь на которых человек направляет свое поведение, совершает поступки. Нравственность, являясь формой общественного знания и отношений, регулирует человеческие действия посредством принципов и норм. Непосредственно эти нормы основываются на точке зрения о безупречном, о категориях добра, справедливости и зла. Основываясь на гуманистических ценностях, нравственность позволяет субъекту быть человеком.

Правила нравственности

В повседневном употреблении выражений нравственность и имеют тождественный смысл и единые истоки. При этом всем стоит определить существование неких правил, которые с легкостью очеркивают сущность каждого из понятий. Так нравственные правила в свой черед позволяют личности развивать собственное психическое и моральное состояние. В некой степени это «Законы Абсолюта» существующие в абсолютно всех религиях, мировоззрениях и обществах. Следовательно, нравственные правила являются универсальными, а их невыполнение тянет за собой последствия для субъекта, который их не соблюдает.

Существуют, например, 10 заповедей, полученные в результате непосредственного общения Моисея и Бога. Это часть правил нравственности, соблюдение которых аргументировано религией. В действительности ученые не отрицают в сто раз большего наличия количества правил, они сводятся к одному знаменателю: гармоничному существованию человечества.

У множества народов с древних времен бытует понятие некого «Золотого правила», несущее в себе основу нравственности. Его трактование насчитывает десятки формулировок, при этом суть остается неизмененной. Следуя этому «золотому правилу» индивиду следует вести себя по отношению к другим так, как относится он к себе. Это правило формирует понятие человека, что все люди равнозначны относительно их свободы действий, а также желания развиваться. Следуя этому правилу, субъект раскрывает его глубинную философскую трактовку, гласящую, что индивид должен заблаговременно научиться осознавать последствия собственных действий относительно «другого индивида», проецируя эти последствия на себя. То есть субъект, который примеряет на себя мысленно последствия собственного поступка, задумается, стоит ли поступать в таком направлении. Золотое правило учит человека развивать свое внутреннее чутье, учит состраданию, эмпатии и помогает развиваться душевно.

Хотя это нравственное правило было сформулировано в древности известными учителями и мыслителями, актуальность своего предназначения в современном мире не потеряло. «Чего не хочешь себе, не делай другому» – так звучит правило в оригинальном трактовании. Возникновение такого трактования причисляют к истокам первого тысячелетия до нашей эпохи. Именно тогда происходил гуманистический переворот в древнем мире. Но как нравственное правило свой статут «золотого» оно получило в восемнадцатом веке. Это предписание акцентирует внимание на глобальном нравственном принципе согласно отношениям к другому человеку в пределах различных ситуаций взаимодействия. Так как его наличие в любой существующей религии доказано, можно отметить его, как фундамент нравственности человека. Это важнейшая истина гуманистического поведения нравственного человека.

Проблема нравственности

Рассматривая современное общество легко подметить, что нравственное развитие характеризуется упадком. В двадцатом веке в мире произошло внезапное падение всех законов и ценностей нравственности общества. В обществе начали появляться проблемы нравственности, которые негативно влияли на формирование и развитие гуманного человечества. Еще большего развития это падение достигло в двадцать первом веке. За все существование человека было отмечено множество проблем нравственности, которые так или иначе имели отрицательное влияние на индивида. Руководствуясь духовными ориентирами в различные эпохи, люди вкладывали нечто свое в понятие нравственности. Они способны были творить вещи, которые в современном обществе наводят ужас абсолютно на каждого здравомыслящего человека. Например, египетские фараоны, которые боясь потерять царство, совершали немыслимые преступления, убивая всех новорожденных мальчиков. Нравственные нормы укоренились в религиозных законах, следование которым и показывает сущность человеческой личности. Честь, достоинство, вера, любовь к родине, к человеку, верность – качества, служившие направлением в человеческой жизни, до которого хоть в какой-то степени дошла часть законов Бога. Следовательно, на протяжении своего развития, обществу было свойственно отступать от религиозных заповедей, что и привило к появлению проблем нравственности.

Развитие проблем нравственности в двадцатом столетии – это последствие мировых войн. Эпоха падения нравов тянется со времен Первой Мировой войны, в это безумное время жизнь человека обесценилась. Условия, в которых людям приходилось выживать, стерли все нравственные ограничения, личностные отношения обесценились ровно, как и человеческая жизнь на фронте. Вовлечения человечества в бесчеловечное кровопролитие нанесло по нравственности сокрушительный удар.

Одним из периодов появления нравственных проблем был коммунистический период. В этот период было запланировано уничтожить все религии, соответственно и нормы нравственности, заложенные в ней. Даже если в Советском Союзе развитие правил нравственности было намного выше, долго позиция эта не смогла удержаться. Вместе с разрушением Советского мира произошло и падение нравственности общества.

На текущий период одной из главных проблем нравственности есть падение института семьи. Что тянет за собой демографическую катастрофу, повышение разводов, рождение бесчисленного количества детей в не брака. Взгляды на семью, материнство и отцовство, на воспитание здорового ребенка имеют регрессирующий характер. Определенное значение имеет развитие коррупции во всех областях, воровства, обмана. Сейчас покупается все, ровно, как и продается: дипломы, победы в спорте, даже человеческая честь. Это как раз и есть последствия падения нравственности.

Воспитание нравственности

Воспитание нравственности – это процесс целенаправленного воздействия на личность, который подразумевает воздействие на сознание поведения и чувства субъекта. В период такого воспитания образовываются нравственные качества субъекта, позволяющие индивиду действовать в рамках общественной морали.

Воспитание нравственности – процесс, который не предполагает перерывов, а только тесное взаимодействие ученика и воспитателя. Воспитывать у ребенка нравственные качества следует на собственном примере. Сформировать нравственную личность довольно сложно, это кропотливый процесс, в котором принимают участие не только учителя и родители, но и общественный институт в целом. При этом всегда предусматриваются возрастные особенности индивида, его готовность к анализу, и переработки информации. Результатом воспитания нравственности есть развитие целостно нравственной личности, которая будет развиваться совместно с ее чувствами, совестью, привычками и ценностями. Такое воспитание считается трудным и многогранным процессом, обобщающим педагогическое воспитание и влияние социума. Нравственное воспитание подразумевает формирование чувств нравственности, осознанной связи с обществом, культуры поведения, рассмотрение нравственных идеалов и понятий, принципов и поведенческих норм.

Нравственное воспитание совершается в период обучения, в период воспитания в семье, в общественных организациях, и непосредственно включает в себя личности. Непрерывный процесс по воспитанию нравственности начинается с рождения субъекта и длится всю его жизнь.