Современная картина мира и атеизм Как мы уже отмечали, естествознание XIX столетия, в основе которого лежала классическая физика с ее абсолютной предопределенностью всех мировых событий, по существу, не оставляло места для какого бы то ни было божественного

Картина сотворения мира В начале сотворил Бог небо и землю.2 Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.3 И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.4 И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы.5 И назвал Бог свет днем, а тьму

Глава 7. Новая генеалогическая картина мира: Сим, Хам, Иафет Родоначальниками нового человечества становятся сыновья Ноя: Сим, Хам и Иафет. Интересно значение их имен: Сим («Шем») – «имя», «слава»; Хам («Хам») – «жар», «страсть», «горячность»; Иафет («Йафе?т») – «красота»

Современное понятие научной картины мира

Системный подход

Глобальный эволюционизм

Заключение

Список источников

Выдержка из текста

Наука является одним из этапов эволюции человеческой культуры. Пройдя несколько предварительных стадий от античности до эпохи Возрождения, наука в своей развитой форме вобрала достижения других отраслей культуры, в том числе философии и религии, представляя собой в целом качественно новое явление.

Научная картина мира — это множество теорий в совокупности описывающих известный человеку природный мир, целостная система представлений об общих принципах и законах устройства мироздания. Поскольку картина мира это системное образование, ее изменение нельзя свести ни к какому единичному, пусть и самому крупному и радикальному открытию. Как правило, речь идет о целой серии взаимосвязанных открытий, в главных фундаментальных науках. Эти открытия почти всегда сопровождаются радикальной перестройкой метода исследования, а так же значительными изменениями в самих нормах и идеалах научности.

Будучи целостной системой представлений об общих свойствах и закономерностях объективного мира, научная картина мира существует как сложная структура, включающая в себя в качестве составных частей общенаучную картину мира и картины мира отдельных наук (физическая, биологическая, геологическая и т. Таким образом, мы будем в основном рассматривать объединение знаний на основе физической картины мира, но это совсем не значит, что формируется она только на уроках физики

Цель работы — рассмотреть взаимоотношение, философской и научной картин мира, выявить особенности и черты каждой из них и нечто общее.- проанализировать научные картины мира;

В современной науке осмысление картины мира происходит на материале изучения фольклора и мифов при помощи культурологического, лингвистического и семиотического анализа коллективного сознания. Под картиной мира чаще всего имеют в виду научную картину мира, которая содержит систему общих принципов, понятий, законов и наглядных представлений, определяющую стиль научного мышления на данном этапе развития науки и культуры человека. Определений научной картины мира существует множество, до сих пор невозможно дать однозначного толкования этого понятие, скорее всего из-за того, что оно несколько размыто и занимает промежуточное положение между философским и естественнонаучным познанием.

В противоположность этому, темпы социального развития в техногенной цивилизации ускорены, развитие во всех сферах интенсивно. Традиции и устоявшиеся нормы уступают инновационной, творческой деятельности в результате которой, рождаются новые идеи, целевые и ценностные установки.

Данная работа посвящена научной картине мира. Главная цель работы — рассмотреть особенности научной картины мира. Изучить модели познания в научной картине мира.

Эволюция научной картины мира до сегодняшнего дня остается сложной и противоречивой темой. Но современная физика уже подошла к той грани, которая выходит за понятие опыта, что также ставит под сомнение традиционную научную методологию. Остается вопросом и само развитие науки в ближайшей перспективе, так как современная эпоха постмодернизма ставит под сомнение саму необходимость научного осмысления мира.

Список источников

1. Горбачев В.В. Концепции современного естествознания: Учеб. пособие для студентов вузов / В.В. Горбачев. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Издательство «Мир и Образование», 2005. — 672 с.

2. Иванов-Шиц, А.К. Концепции современного естествознания: Курс лекций. Образовательный сайт МГИМО:

• ?http://www.limm.mgimo.ru/science/intro.html? (19.01.13).

3. Некрасов С.И., Некрасова Н.А., Пеньков В.Е. Эволюционно-синергетическая парадигма: проблемы, поиски, решения. Учебно-методическое пособие для магистрантов и аспирантов — М.: РГАУ-МСХА им. К.А. Тимирязева, 2007. — 100 с.

4. Системный подход и принцип деятельности: Методологические проблемы современной науки/Составители: А. П. Огурцов, Б. Г. Юдин. — М.: Наука, 1978 г. — 378 с.

список литературы

Fornit Моя картина мира Картина мира, О науке, о религии, наука, вера, религия, философия, душа, мистика, првда и ложь, критерии истины

Жванецкий как-то высказал глубокую истину типа: "нужно сказать очень много слов, чтобы тебя хоть немного поняли", правда, применительно к пробуждению интереса женщины:) Конечно, и этот текст не может быть воспринят именно так, как задуман. Но и не нужно потому, что не хочу выдавать его за готовые истины. Тот же, кто готов воспринять много буков, получит достаточно близкое представление о моем базовом мировоззре нии, о моей картине мира. Ведь если сказать очень коротко, то возможность понимания и исследования напрямую зависит от уровня и качества такого мировоззре ния и, в основном, его естественнонаучной части. На этом сайте есть много статей мировоззре нческого характера и, конечно же, что такое мировоззре ние и его уровень .

Но вначале нужно настроить наиболее подходящий контекст восприятия, в котором все будет приобретать смысл наиболее близкий к задуманному.
У каждого есть свои любимые представления, иногда настолько твердые, что все им противоречащее вызывает праведное раздражение. Но почему бы не позволить себе хотя бы на время заглянуть за высокий забор своего неприятия иного, так несправедливо ограничивающим пространство и свободу только потому, что сам себе приказал не лазить туда:) попытаться понять то, что, по каким-то таинственным причинам, оказывается так важно для других.
Не могу обещать, что открою глаза на нечто удивительное. Могу только обещать, что не будет никакой суеты, вырывания из рук истины, болезненного недоумения и обиды потому, что все эти нервные и агрессивные вещи нужны только тем, кто воюет за истину (часто не без корысти), а не тем, кто познает ее сам. Поэтому всякий раз, когда на пути встретится ярлык, подвешенный к чему-то или кому-то ярыми бойцами, лучше с улыбкой сорвать его, чтобы можно было посмотреть, а что же скрывается под ним на самом деле.
Я давно привык так поступать, и оказалось, нет никого, в ком нельзя увидеть что-то интересное. И нет никого, кто был бы прав во всех областях. Поэтому, если он в чем-то не прав, это не значит, что теперь он вообще такой чумазый гад, что ни одно его слово ничего не стоит.
А ведь так часто те или иные имена вызывают у людей антипатию, даже если они плохо знают, о чем он вообще написал, что пережил своим опытом и как этот опыт сумел изложить. Только потому, что такое отношение они услышали от того, кому доверяют. И, бывало, с неприязнью к человеку выплескивается то неоценимо важное, что он сумел найти и решился показать людям.
Никто из великих не избежал ярлыков, тем более крикливых, чем более значительного они достигли. Эйнштейн, Ньютон, Ницше -примеры этому. И такая одиозная фигура, как Дарвин - тоже:) его особенно ненавидят бойцы за истину мист ического лагеря и далеко не безосновательно, хотя сам он был далек от таких битв и верил в бога, как практически все в его время. Он просто собрал огромный материал и обобщил его, сделав логичные выводы, и не предполагая, во что все это выльется. Но у многих людей, мало знающих про то, что именно и как он сделал, остался лишь навязанный бойцами неприятный привкус от упоминания его имени и парочка дежурных примеров для демонстрации его полной никчемности.
Люди создали много миров своих представлений, и пытаются полагаться в жизни на их своеобразные законы. Но мало кому удается легко пересекать границы этих миров и свободно чувствовать себя не только в том из них, в котором прижился. Можно сказать, что у каждого - свой неповторимо своеобразный мирок представлений, для которого и заточен его жизненный опыт, и бывает очень не просто суметь увидеть рациональное в непривычном, хотя новое и неизведанное манит не закрепощенный ум, не огороженный высотой и важностью собственных убеждений. И, среди индивидуальных миров-представлений, есть миры общих представлений. Один из них, самый большой и богатый (но все равно и близко не сравнимый с богатством реальной жизни) обладает законами, которые понятны даже ребенку своей естественностью, но, как ни странно, бывает недоступен многим взрослым, не могущим преодолеть табу своих убеждений.
Когда была опубликована знаменитая работа Лобачевского, многие офигели оттого, что увидели как может совершенно нормально существовать целый мир, основанный на казавшемся совершенно неожиданным предположении. Нормально - это значит - не просто причудливо сфантазированный, а оказавшийся реально полезным, практически применимым. Первые реакции многих умудренных на такое, что это - всего лишь игра безудержной фантазии, которая никогда не будет использоваться в реальности. Но очень скоро в реальности были найдены воплощения этого мира. Не случись этого, и красивая идея осталась бы в забытье, никому не нужная.

Никто до этого не придумывал ничего подобного, такой идеи и близко не было ни в чем, созданном людьми раньше. Это открытие из тех, что находились случайно, но становились доступными человеку, глубоко забравшемуся в данную специфику и который не выплеснул его с презрительной улыбкой из-за его нелепости, а его интуиция подсказывала важность и полезность, поэтому идею стоило развивать, несмотря на сопротивление границ разума.
В данном случае постул ат (принятое фантазией предположение) оказался аксиом ой, то есть тем, что постоянно подтверждается на опыте и в жизни, кем бы этот опыт не ставился, и поэтому не нуждающейся в каких-либо теор етических доказательствах, даже если не известна первопричина наблюдаемого.

Это пример того, как творческая фантазия подсказала путь ее проверки, который оказался удачным, и с тех пор новый мир представлений мог развиваться на очень надежном фундаменте аксиом атики, а не просто веры.
Это пример того, почему иногда стоит стараться выйти за рамки своего мирка, а еще лучше расширить эти рамки, чтобы не ограничивать свободу своих представлений и никогда не верить окончательно тем "фактам" и суждениям, что держится только на чьем-то слове, каким бы авторитетным оно ни было или держится только на собственной идее, какой бы очевидно истиной она ни казалась (иллюзии часто оказываются для нас реальнее реальности). Потому, что авторитет каждого слова или собственной идеи - это высокий забор, блокирующий свободу посмотреть на вещи другими глазами и в других условиях (раз не нужно сомневаться и проверять, не будет и развития).

НО!..... Множество людей измышляют огромное множество причудливых идей, упорно развивая их, несмотря на бесполезность и абсурдность, которую их уровень интуиции не обнаруживает. Идея становится очень значим ой для них, любимой - идеей-фикс. И только уровень базового мировоззре ния способен поднять интуицию настолько, чтобы не посвящать себя служению идеи-фикс .

Эта острая грань, возможность интуитивной верности оценки - тонкий баланс опыта исследования с использованием научной методолог ии между субъективизмом развития идей , который ведет в неадекватн ость, к сумасшествию и фанатичной приверженностью чему-то намертво затверженному, - определяет эффективность и адекватн ость понимания - называется эвристикой .
Если нужно быстро что-то освоить, конечно, приходится полагаться на чужой опыт. Но потом, когда есть время, я стараюсь сносить все заборы в наиболее важных для меня направлениях понимания, которыми пытаются ограничить мои представления другие строители своих локальных мирков, и мое убеждение растет только по мере того, как я вижу, что новые сведения все больше соответствуют всему, что стало надежной, много раз проверенной территорией моего личного знания.
Самый центр этой территории, который я утоптал еще в детстве, будучи ясным, трезвым и не сломленным ни родителями, ни друзьями в стаде, ни школой, с простыми, но выверенными умениями и способностями, все более укреплялся радостными подтверждениями его соответствия жизни и корректировался болезненными несоответствиями (он и сейчас при необходимости может быть скорректирован). И все шире и выше становилась освоенная и надежная основа, которая позволяет идти еще дальше по пути подтверждения убежденности и уверенности, а не останавливающей веры, - уровень основ понимания.
Я хочу знать правду: насколько соответствуют предположения реальности . Именно правду жизни потому, что правды воображаемого не бывает. Воображаемое - лишь претендует на правду, предполагает что-то, и только сравнение с реальностью показывает: истина это или ложь. И мне тесны границы воображаемых мирков, и лишь безграничность жизни стоит того, чтобы в ней оставаться. Именно эта безграничность и питает мое воображение.

А как насчет веры, подчас невыразимой словами, но такой желанной и заманчивой? Той вере, которой многие отдаются с радостью, и складывая с себя заботы, которые эта вера сулит взять на себя? Той вере, которая для многих важнее всего и поэтому способна заменить все остальное в этом мире? Верю ли я в душу со своим, вроде бы не подходящим для этого, методом познания и во все святое?

Меня мало волнует Дарвин или Эйнштейн как личности, но я не поведусь на примитивные уловки тех, кто хочет, чтобы я НИКОГДА не читал то, что они написали. И я читал их! И это было здорово потому, что эти люди умели писать интересно об очень интересных вещах. Чтобы повторить самому их путь, нужно прожить целую жизнь и быть не менее способными, чем они, а у меня жизнь одна (?), и мне никогда не удалось бы знать (а не просто узнать) столько, если бы я не умел заглядывать в чужие жизни, в мирки чужих представлений, а просто доверял бы тому, что о них говорят другие.
Это не легко - заглядывать в чужие жизни. Можно смотреть и не понимать ничего среди всех знакомых слов как ребенок, не сознающий, о чем говорят взрослые. Сначала нужно суметь встать на тот же уровень жизненного опыта и понимания, на ту же ступеньку базового мировоззре ния. Как это делали и все великие в свое время. Никто из них не пришел к открытию сам, какую бы грандиозную работу он ни проделал. На их долю выпало положить всего лишь еще одну ступеньку понимания, чтобы другие смогли встать еще выше. Вот почему в статьях всегда стараюсь проследить эту лестницу, цитируя самое интересное, а не строю мир "с нуля" и не объявляю всецело собственным пониманием и достижением:)

Увлекаемый порывами нестерпимого желания придумывать маняще красивое, мне удавалось создать не мало миров своих фантазий из тех представлений, которыми обладал к этому моменту. Но какими бы заманчивыми и жизненными они не казались, всерьез считать их равноценными реальности жизни не стану:) Потому, что реальность бесконечно разнообразнее и неожиданнее самой необузданной фантазии, а я - лишь малая часть этой жизни (если вообразить, что сама реальность - часть тебя, то ничего в принципе не меняется, стоит только эту ситуацию продумать, а я это очень тщательно уже проделывал:)). И поэтому все ковры-самолеты кажутся нелепыми по сравнению с тем, что получилось потом на самом деле:)
И если мне нужно сделать что-то серьезное, так, чтобы можно было на это положится, знаю только один надежный способ: суметь как можно лучше разобраться в том, что должно обеспечить это, собрав полнее сведения от предшественников и затем осваивая их самому, учась на ошибках и пробуя, а не возводя причудливые конструкции желанной теор ии о том, как это должно бы быть. Такая теор ия становится все более любимой и заменяет правду жизни.
Для творчества нужен максимум тонко сбалансированной жизненным опытом фантазии. И самое важное из воображаемого я всегда постараюсь проверить на правду жизни, а не стану обманывать сладкой верой сам себя.
А очень многие ухитряются доходить до самообмана. Немало было тех, что стучали себя в грудь на форуме, заявляя о своей продвинутости в понимании, но когда неизбежно миновала стадия многозначительного выпучивания глаз и приходилось говорить конкретно, оказывалось, что ни черта они сами не знают:) а, чаще всего пользуются непроверенными чужими эффектными фразами, так, что нескладные попытки привести в порядок разъезжающуюся "правду" выглядели жалкими и смешными.

Но не вредно ли мечтать вообще? С одной стороны - это мощнейший поток идей, которые даже если и не соответствуют пока реально существующему, но дадут направление для реализации этих идей, это так же и новые идеи о том как и где можно проверять эти сведения, чтобы укреплять уверенность, а с другой - эти идеи могут никогда не коснуться реального и оказаться бесполезным абсурдом. Не стоит не забывать, что идеи - это пока что еще не правда жизни:)
С самого детства в моем способе познания ничего не изменилось, кроме того, что он сам все более совершенствуется и оттачивается с познанием, и теперь я могу эффективно перерабатывать большое количество информации, сопоставляя ее между собой и с собственным опытом. Это говорит о том, что мой метод познания никогда не подводил меня так, что возникала необходимость менять его кардинально, а не просто корректировать для несколько новых условий использования.

Те, люди, которым приходится постоянно менять свой способ познания, тем самым оказываются перед необходимостью менять и сами познания, полученные ранее. Их представления меняются в корне. Я же приобрел много различных, самых сложных профессий, освоил много самых разных знаний и искусств. Это легко позволило бы мне быть очень преуспевающим человеком, если бы в соответствующее время смог примириться с бандитскими правилами игры (а это то, что зависит не только от нас). И с такими правилами не могу мириться ни в жизни ни в познании: как только замечаю нечистоплотные приемы в построении какой-либо "теор ии", а признаки этого всегда одни и те же (они хорошо изучены и легко определяются и их почти невозможно скрыть), то мое отношение к ней становится особенно осторожным.
Был случай, когда один врач попросил прокомментировать теор ию М.Шадури по сверхуниверсальному кирлиановскому методу диагностики, и только тщательно изучив ее работы и методики, стало понятно, что это не заранее замышленное мошен ничество, а добросовестное заблуждение, основанное на полном не умении правильно организовывать исследования и корректно обрабатывать полученные данные. Последовавшее общение с самой Шадури подтвердило это. А вот дискуссия с автором теор ии "волнового геном а" П. Гаряевым совершенно однозначно выявила, что он - сознательный фальсификатор.
Я стараюсь не попадать под авторитет ни матерых ученых, ни матерых проповедников, подсовывающих всегда заманчиво красивые и "правильные", всеохватывающие приманки, требующие веры просто потому, что "грех такому не верить".
Но если человек говорит интересные вещи, постараюсь понять это, даже если вижу его в чем-то ошибочность, сопоставив со всеми своими представлениями и привлекая представления других. Вот, произведения Чезаре Ломброзо строго научными не назовешь потому, что, несмотря на собранный фактический материал, он подобран тенденциозно, так, чтобы присутствовало только доказывающее предвзятую позицию автора, однако ценно то, что сам материал все же фактический и поэтому его можно использовать, если делать это корректно.

Что же мой метод познания мне самому дал полезное по жизни? И на фига я вникал в такие далекие от обыденного миры как теор ия суперструн или теор ия петлевой квантовой гравитации? Оказалось, что естественный интерес не подвел, и даже в таких далеких от еды и секса вещах я приобрел понятия, которые открыли многие завесы, особенно важные для тех, кто так мечтает знать, а что было "до того, как все появилось" :) То, как представилось возможным посмотреть на этот вопрос, некоторыми воспримется как совершенно "ненормальное" (аналогия с Лобачевским), но, в то же время это неотразимо гармонично и отсюда непринужденно вытекает все. Но это пока что - только претендент на правду.

А теперь расскажу о своих самых общих представлениях, о своей картине мира:)

Хотя все изложено в самых общих чертах (иначе кто же это читать станет?), любой фрагмент вполне готов для достаточно глубокой детализации, без необходимости скоропостижного подстраивания теор ии под новые доводы, с введением новых понятий или принципиального изменения старых.
Это - не результат какого-то озарения или серии озарений. Это - результат всего моего жизненного опыта. Даже основу того, что он составляет невозможно передать в коротком тексте. Поэтому этот текст не может быть достаточно убедительным ни для кого, кроме меня:) Зачем тогда я это делаю? Просто воспринимайте все написанное как некое фантастическое, в чем-то занимательное предположение. Смысл такого подхода станет ясен позже:)

С чего начать? Конечно же, с сотворения! Но с условием, чтобы не было никаких "виртуальных шаблонов понятий" (понятий, имеющих только словесное обозначение, но не имеющее соответствия с реальностью, см. раздел сайта ). Поэтому не прокатит: "мир возник из хаоса". А вполне прокатит: "Сначала возникло Я". Ведь для меня именно так и появился мир.
Хотя понятие Я вполне определено, уточню его для еще большей определенности в данном контекст е.
Можно просто отослать в раздел , но скажу коротко, что Я - внутреннее (психологически внутреннее) символьное обозначение самого себя. Этот символ вначале еще не связан со словом, а представлен неким совокупным образом (морфологически - структурами, детект ирующими образ самого себя при активации его определенными признаками.) "Я" появляется не сразу, а только после того, как первоначально пройдет процесс научения распознаванию свойств ближайшего окружения и внутренних ощущений тела в связи с текущими потребностями. Когда ощущения внешнего мира начнут явно отличаться от внутренних ощущений потребностей-откликов, то начинает различаться некая совокупность внутренних ценностей (значим ости отношений к воздействующему) - образ Я. До этого он просто не узнавался (не различался) так же как не узнается то новое, что наблюдается впервые.
Запоминается (в долговременной памяти, представленной ставшими эффективными связями из ранее существующих, но еще не проводящих сигналы) то, что имеет не нулевую новизну и, одновременно, не нулевую значим ость. Поэтому все ранее никогда не наблюдавшееся, а значит, еще не имевшее выработанного отношения к нему, не запоминается. Мало того, оно даже не воспринимается так, как будто его и нет. Поэтому первые осознаваемые воспоминания довольно отрывочны и появляются далеко не сразу.
Мы не знаем, как и в каком виде возник реальный мир (Узнаем ли вообще когда-нибудь? И насколько корректно слово "возник"?), но для каждого из нас мир возник вполне определенно и с этого момента он начинает им познаваться.
Как только определился образ Я и пошли первые воспоминания, вполне осознанно начал накапливаться жизненный опыт. Т.е. мы часто уже осознано можем менять фокус внимания, выделяя из воспринимаемого то, что больше всего в данный момент ново и значим о для нас, чтобы уточнить свои реакции для этого нового, т.е. еще не вполне определенного.
Теперь появилась возможность строить свое отношение к тем или иным доступным наблюдению явлениям, которые нам не безразличны. Начиная с самого близкого, стало возможным расширять наше отношение на все более дальние явления и предметы. Например, научившись обращаться с камнем, мы теперь можем постигать, как же этот камень взаимодействует с другими предметами.
Таким образом, постепенно, в веках, может формироваться свод понятий, переносимых в виде символов в текстах, в виде устно передаваемых сведений и в виде жизненного опыта, который возникает, когда появляется личное отношение к этим сведениям.
Так возникают представления об окружающем мире, которые у разных людей различаются настолько, насколько отличается личный опыт, возникший на основе одних и тех же сведений. Поэтому для одного человека мир вовсе не такой, каким он представляется другому. Задавать же вопрос: "а каков же мир на самом деле?" становится бессмысл енным потому, что нет таких общих понятий, которые приводят к одинаковым образам в разных головах и вообще нет очень многих понятий для тех проявлений мира, о которых мы еще ничего пока не подозреваем. Но конкретные проявления мира, его определенные проявляемые свойства могут быть формализ ованы в описаниях так, чтобы их адекватн о воспринимал другой, знакомый с системой понятий такого описания.
С возрастом все более укрепляется уверенность в тех однотипных закономерностях, которые характерны для сходных ситуаций. Для каждой из них формируется свой внутренний обобщенный образ, который может связываться со словесным символом и мышечной программой его озвучивания, обозначающим этот образ. Или же не связываться, если такое слово еще не придумано. Так строится внутренняя модель законов окружающего мира. Эти законы, как и соответствующие им вербальны е символы, в головах разных людей вызывают сходные понятия, обеспечивающие взаимопонимание.
Структуры мозга у разных людей развиваются однотипно и обладают примерно равными возможностями. Гораздо больше различий в возможностях определяются индивидуальной динамикой кровоснабжения, чем различиями в структуре. Мало того, даже серьезные изменения или повреждения структур, приводят к почти не различимым результатам развития из-за установления адекватн ых связей в других зонах. Самые же кардинальные различия дают особенности личного жизненного опыта, а не наследуемые предрасположености , различия в условиях жизни. Поэтому, кстати, в теор ии внешнего мыслеполя, которое будто бы воспринимается нашим мозгом по типу телепередач, не отражает фактическое положение дел. Именно наш личный жизненный опыт в полной мере определяет нас и наши помыслы. Иначе бы все телевизоры, как бы они не различались в конструкции, показывали бы одни и те же каналы:) А если предположить, что у каждого - свой личный телепередатчик - его душа, то нужно признать, что скорее в душу передается все то, что добывается личным опытом, а не наоборот. Потому, что зависимость нашего поведения, наши мотивации, однозначно прослеживаются как результат приобретенного личного опыта.

Таким образом, данной теор ией регламентируется единственно возможный метод познания - формирование личного отношения (знания) и направление познания - с самых простых лично познанных истин, до наиболее удаленных еще не познанных.
Вследствие этого самой компактной частью данной теор ии подразумевается весь свод взаимосвязанных, эмпирическ и проверенных сведений, накопленных людьми, которые, начиная от самых простейших истин, развились настолько далеко в ширь, насколько мы имеем это к настоящему моменту, и будут продолжать развиваться в будущем. Ни одна другая область человеческой деятельности, кроме науки , с такой эффективностью и в таком объеме не пополняют этот свод общепризнанными сведениями. (Под наукой в данном контекст е понимается определенная культур а получения, проверки и использования деенаправленных сведений, использующая "научные методы". Под общепризнанностью понимается рейтинг сведений, которые непосредственно используются в практической деятельности для получения деенаправленого результата потому, что только профессионалы в данной области являются носителями общепризнанной в этой деятельности системы представлений, а отрывочные представления остальных не могут составлять рейтинг.).

Жизненный опыт формируется как из наблюдаемых проявлений реальности, так и иллюзий, которые для восприятия никак от проявлений реальности не отличаются. Иллюзии рано или поздно могут быть обнаружены при сопоставлении с другими явлениями реальности, и скорректированы опытом соприкосновения с реальностью.
В познании мира с самого начала неизбежен эгоцентризм, потому, что другого способа познания, кроме как понять мир со своей колокольни, для личности не существует. Человек может получать сведения из книг, устно, по инету и любым другим способом, но они только тогда становятся знаниями, когда проверяются как-то личным опытом и возникает уверенность в их месте во взаимосвязи других личных представлений, и эта уверенность не возможна без личного к ним отношения (иначе связи просто не устанавливаются).
Для того же, чтобы поверить или не поверить полученным сведениям, каждый использует свой личный опыт познания. У детей, в период доверчивого обучения, используется авторитет жизненного опыта старших, хотя при этом постоянно экспериментирует в игровом режиме и постепенно накапливает собственные методики познания или же, при недостатке любопытства (отсутствие инфантильности), продолжает доверчиво следовать авторитетам. Как и любые другие сведения, методики познания так же могут передаваться. В науке принят "научный метод" познания, проверенных многими поколениями исследователей. Но даже этот метод требует личной адаптации к нему.

Можно сделать вывод, что я отрицаю то, что в реальном мире существует непознанное:) Что могут возникать явления неожиданные и непонятные. Наоборот, я говорю, что мы ничего не знаем о реальном мире, кроме того, что имеем в виде личного жизненного опыта. И мир может, по тем или иным причинам, поворачиваться к нам разной стороной, подчас совершенно неожиданной. И единственная возможность устоять на ногах это - как можно крепче держаться за то, что действительно нас с этим миром связывает.
Может ли существовать нечто, связанное с нашим телом, что не исчезнет после смерти и то, что существовало до нашего рождения? Несомненно: наше тело - всего лишь миг в эволюции материи, из которой оно состоит. Эта материя была и будет после нашей смерти.
Ставим вопрос круче: Может ли быть нечто, называемое Душой, что сохраняет наш жизненный опыт после смерти тела? Ответ: нет никаких оснований утверждать, что это невозможно. Но нет пока никаких оснований говорить, что это действительно так. Существование души это - предположение, на котором невозможно разумно основывать конкретные решения.
"А вдруг душа действительно существует и тогда жизнь приобретает особый смысл ?" Можно вообразить бесконечное множество таких "а если?", различных до противоположности в диапазоне от пессимист ической: "мы - неудачный и жестокий эксперимент сверхразума, который только начинается со смерти нашего тела", нейтральной: "мы - незначительное звено превращений материи и лишь окружаем себя желанными иллюзиями" до оптимист ической: "мы - частицы непознаваемых в нашей ипостаси более общих явлений, которые сохраняют и неисповедимо используют приобретаемый жизненный опыт". И нет никаких оснований принять какое-то из этих предположений. Все они наивны потому, что строятся из известных нам понятий, в то время как речь идет об областях, в которых у нас нет жизненного опыта. Так древние всерьез переносили чисто человеческие повадки на богов, что сегодня кажется наивным, и точно так же все сегодняшние представления о боге покажутся наивными через некоторое время. Если и есть нечто, для обозначения чего подходит слово Бог, то у нас нет понятий, с помощью которых можно было бы представить его, именно потому, что его свойства и возможности находятся вне доступной нам области реальности, для которой у нас нет жизненного опыта. Предполагать его существование, так же как отвергать его - занятие абсолютно равноценное и в деле познания реальности бессмысл енное.
Не касаясь вопросов веры, стоит отметить два существенных различия в отношении людей к продуктам творческой фантазии, как следствие различных путей развития личного опыта познания. Люди постоянно придумывают фантастические образы и ситуации в своих художественных творениях. Но некоторыми они воспринимаются в игровом варианте восприятия, что сильно стимулирует развитие познания, а другими - принимается с безусловной верой под воздействием авторитетов лидеров организованной религии, которые из художественных творений создают объекты веры. Мы с увлечением читаем романы с удивительными ситуациями и удивительными образами, но относимся к ним с пониманием их идеализированности. К объектам же религии люди относятся как к реально существующему. Нет никаких разумных оправданий такому заблуждению: ни в плане морали, которая вовсе не основывается ни на обмане, страхе, ни на любви, а определятся особенностями и древностью культур ы данного этноса; ни в плане духовного развития, которое на деле оказывается своей противоположностью из-за того, что, вместо игрового варианта развития сознания, остается лишь примитивный вариант доверчивого восприятия.

Но зачем вообще что-то там у себя развивать, духовность ли, жизненный опыт или методики эффективного формирования жизненного опыта? Как бы глупо ни звучал такой вопрос, немало людей сгоряча им задаются, забывая про то, что их место в жизни и судьба напрямую связана с этим. Речь идет не о некоей "цели жизни", а об эффективности и привлекательности для других особенностей жизни данного человека. Человек не только не живет один, а полностью зависит от окружающей культур ы . Он определяется ей и может в немалой степени изменять саму это культур у, что постоянно и происходит. Из всех же представителей этой культур ы ему близки считанные люди, через которых и с помощью которых происходит взаимосвязь с культур ой . Миры близких людей представлены в голове человека и неразрывно связаны с его внутренним миром. Наибольшей силы такая связь, фактически взаимное отражение друг в друге, может быть у двух очень близких людей. И тогда не окажется ничего более значим ого для этих людей, чем эта связь: она способна преумножить их чувства, силы и возможности.

Гносеологическое следствие из сказанного: бессмысл енно развивать предположения, начиная не с хорошо выверенного жизненного опыта, а откуда-то с другого, неизведанного конца.
Вполне определенными в контекст е сказанного становятся отношения личность-реальность и понятна ограниченность форм общих представлений о реальности.
Похоже на то, что самым ценным приобретением в течение жизни является личный жизненный опыт в форме, дающей возможность передачи его наиболее адекватн ых сведений другим людям, конечно в той его части, которая не безразлична для этих людей, то есть творения-нетленки:) и в этом плане возможность понимания и исследования напрямую зависит от уровня и качества личного мировоззре ния.

Собрание рукописей и редких книг Колумбийского Университета, Нью-Йорк.

Дар Софии Борисовны Пиленко, 1955 г.

С точки зрения демократически — обывательской современная картина мира могла бы быть изображена очень обычным образом: некий страшный дракон. Как бы трёхглавый удав, стережёт невинную царевну, попавшую к нему в плен. Все три головы дракона караулят каждое её движение, неотрывно смотрят ей в глаза.

Могущество дракона безмерно: одним движением он может уничтожить царевну, зачаровать её взглядом, задушить кольцами своего тела, уязвить своими отравленными жалами. Царевна же невинна и бессильна. Избавителей у неё нет. Она во власти дракона. Дракон должен вызывать ужас и ненависть, царевна сочувствие и любовь. Но никакая ненависть не может обессилить дракона никакая любовь не может спасти царевну. Разве, что она немного перевоспитается по драконовым способам воспитания, сама, так сказать одраконится. Или разве что драконовы головы начнут пожирать одна другую и так изойдут во вражде сами к себе, в припадке самоистребления. Картина эта, несомненно, похожа на то, что нас окружает, что каждый легко узнает, каковы имена этих трёх голов и кто царевна. Общественные симпатии делятся между драконом и царевной. Одни преклоняются перед могуществом дракона и убеждены, что только он один и может властвовать в мире, другие сочувствуют царевне, и верят, что она рано или поздно освободится от дракона. Мне же кажется нужным както разобраться беспристрастно в истинной сути и дракона, и царевны, и может быть вынести нравственный приговор им обоим.

В насилии и крови Великой войны родилось миру до того неведомое чудовище. Идея классовой борьбы и классовой ненависти воплотилась в России в страшное обличие Советской власти.

Характеристика её отчётлива, ясна и не вызывает никаких сомнений. Отрицание человеческой личности, задушение свободы, культ силы, преклонение перед вождём, единое обязательное для всех миросозерцание, борьба со всякими отклонениями от генеральной линии партии или, что одно и тоже, вождя — будь то отклонение в каком либо мелком злободневном экономическом вопросе, или в самых существенных вопросах и взглядах на мир, на человеческую судьбу и т. д. Постепенно коммунизм стал не только некой философско-экономической системой, но своеобразной, вульгарной религией, пытающейся иметь своё мнение буквально по отношению ко всему, что существует в жизни. Можно было бы без труда составить точную догматику коммунизма, — да она и составляется в бесчисленных катехизисах. Она обнимает собою всё — отношение к экономике, к истории, к вопросам искусства, к принципам бытия. Правда, для утверждения догматов этой религии не нужно никаких соборов, вождь прокламирует их и тем самым делает их обязательными, а всякое отступление от них тем самым, обязательно воспринимать как недопустимую ересь. Самое замечательное, что и авторы этих отступлений, будучи осуждены авторитетным высказыванием вождя. Сами признают свою еретичность, каются в ней и умоляют о воссоединении с непогрешимой партией. На почве этой своеобразной религиозной психологии естественно вырастает самая неограниченная нетерпимость ко всем инакомыслящим и инаковерующим.

Расцветают систематические религиозные гонения, охватывающие не какоелибо одно религиозное исповедание, а буквально всё. Лагеря набиты представителями всех церквей, всех исповеданий, сект, направлений, миросозерцаний. «Новая вера» осуществляет себя кровью, пытками, мучительством. Она единая тоталитарная истина, а остальное должно быть подвергнуто полному истреблению.

Моральная оценка этого положения вещей не нуждается ни в каких сложных наблюдениях, картина ясна и отвратительна. Гораздо сложнее вопрос о том, откуда русский коммунизм берёт свою силу, чем он внутренне питается, на чём продолжает расти?

Давно уже экономисты и политики, чуть ли не с первых дней существования коммунизма, предрекали его скорую и бесславную гибель. Ни экономические его предприятия, ни исторические условия его существования, ни историческая обстановка — ничто не давало возможности думать, что коммунизм прочно обоснуется в России. Однако, вот уже двадцать лет звучат эти предсказания о его гибели, а на самом деле он продолжает существовать и погибать не собирается. Как это объяснить?

Думается, что в противовес всем мнениям различного рода специалистов правильно будет лишь мнение того, кто подойдёт к вопросу с религиозной точки зрения!

Коммунизм держится лишь тем, что даёт (пусть странное) питание жажде человека иметь целостное, религиозное миросозерцание. Именно своим религиозным пафосом он жив, потому что этот пафос совершенно видоизменяет природные человеческие силы, природное напряжение человеческих мускулов и человеческой воли, и человеческого разума. Он их удесятеряет, он сообщает им творческое начало, которое всегда подобно некоему чуду, преображает законы естества.

Коммунизм и жив этим странным чёрным чудом своим, своей страшной чёрной религией, целостностью, интегральной ненавистью, интегральным растворением человеческой личности в коллективе, интегральной верой в истину, которая прорекается устами вождя — сверхчеловека, пророка из пророков, чёрным и страшной мессией, чёрной и страшной своей церковью. Да воистину, в сознании рядового коммуниста, Россия управляется сейчас сверхчеловеком, во власти которого находится возможность изменять и отменять и законы истории, и законы природы. В России явлён подлинный Человекобог, которого ещё так недавно предрекал нам Достоевский. И естественно, что этот Человекобог вступил в борьбу с Богочеловеком и его Богочеловечеством — со Христом и со Христовой Церковью. Что это?

Быть может, мои слова звучат, для коголибо слишком мистически, скажем не научно, не отвечают современным данным экономически исторической науки? На это я скажу, что всякая научная гипотеза ценна только тогда, когда жизнь подтверждает сделанные ею предположения. Так вот, все самые научные гипотезы самых отличнейших специалистов в области экономики, политики, истории и т. д., все они в корне опровергнуты жизнью. Не падает коммунизм, да и только! Хотя все сроки прошли и новые сроки проходят. Таким образом, ясно, что об этих бывших научных теориях и гипотезах сейчас говорить не приходится. А вот мистическая и туманная теория, видящая в коммунизме новую страшную веру, и в этом находящая объяснение его сверх природной творческой силе, — эта теория пока жизнью опровергнута не была. И потому заслуживает не только такого, как и другие теории, но гораздо большего внимания, чем они.

Христианские мученики современной России наверное всё понимают и ведут сейчас борьбу «не против крови и не против плоти, а против духов злобы поднебесной». Церковь оказалась перед лицом не какойто кабинетной доктрины марксизма, скажем, а перед лицом анти-церкви, перед лицом некоего организма духовной природы, и потому чрезвычайно могущественного способного отменять и изменять законы материального мира.

Такова первая глава современного дракона.

В хронологическом порядке вторым возник тоталитаризм фашизма. Мне представляется, что идейно и физически это самый слабый из всех тоталитаризмов. И в этой относительной слабости довольно много причин. В первую очередь, фашизм возник не вне традиций, не вне исторических культов и очарований. Муссолини бредит этатизмом древнего Рима, он столько же новатор, сколько и реставратор. А это уже не годится, чтобы иметь подлинную силу. Реставрируемое в своё время было уничтожено, другими словами существуют силы, которые были сильнее, чем Римская Империя. Её нельзя пропагандировать, как нечто от века несокрушимое. Если она была сокрушена раз, то и второй раз её можно сокрушить. И мы знаем, что её победило. В первую очередь это было конечно христианство, которое разъело, разложило сердцевину, религиозную сущность Римской Империи. Думается, что относительная слабость фашистского этатизма объясняется именно этой уже раз в бывшей истории утратой религиозно-творческого пафоса, окружавшего идол Римской Империи. Италия не может забыть этого исторического прошлого, тем более что перед её глазами, в самом сердце современного языческого Рима, находится всё тот же древний Ватикан, уже раз победивший могущество Рима. И он не молчит, он не мёртв. Он уверен в своём духовном могуществе, в своей религиозной непобедимости и непогрешимости.

Но, оставив в стороне эти специфические особенности фашизма, определим только те основные свойства, которые говорят нам о его принадлежности к тому же самому драконову телу. Мы увидим ту же борьбу против человеческой личности, тот же культ коллектива, ненависть к свободе, обязательность известного стандартного миросозерцания, восприятия основных принципов фашизма чисто догматических, без рассуждений и с благоговением. Наконец и отношение к вождю носит такой же характер, как и в Советской России. Вождь так же непогрешим, так же диктует не только основные принципы обязательного миросозерцания, но и директивы на текучие потребности каждого дня. Сила также заменяет право, вводится в обиход начало насилия. Оговорюсь только(ещё раз), что благодаря некоторым специфическим условиям и типу основного идола этатизма, а также месту, где его культ развивается, все черты общие с коммунизмом кажутся несколько более бледными, не так ясно выражены, притенены. Но, в сущности, между ними никакой принципиальной разницы нет. Можно сказать так: коммунизм строился на обширном пустом месте, и потому по своему усмотрению возводил стены воздвигаемого здания. Для фашизма — было необходимо считаться с развалинами стен, среди которых он строил новые, и они несколько видоизменили его собственный замысел.

Наконец, третий тоталитаризм — религия расы, проповедуемая в современной Германии. В смысле лежащей в основе этой религии идеи надо сказать, что она, безусловно, беднее, партикулярнее и даже провинциальнее идеи коммунизма. Коммунизм может претендовать на некоторый универсализм, на всеобъемлемость своего основного принципа. КОММУНИЗМЫ могут развиваться в различных расах и государствах, не соперничая друг с другом, а наоборот подкрепляя и поддерживая друг друга. Везде есть хижины объявляющие войну дворцам, пролетарии всех стран могут соединиться, лишь выигрывая от этого соединения. В расизме положение противоположное. Перед человеком, принявшим современный расизм, стоят две возможности: или он примет расизм в его германской редакции и вместе с Гитлером и Розенбергом уверует в особую «мессианскую» избранность германской расы, которой должны подчиниться все низшие расы, в том числе и его собственная. Или же он, приняв основной принцип расы, создаёт свою собственную расу-избранницу, которой должны покориться все остальные. Обе эти возможности легко себе представить, да они и в реальности существуют. Но первая из них вряд ли может найти широкое распространение и создать подлинный пафос просто потому, что вряд ли широкие слои любого народа с восторгом согласятся с тем, что они должны быть отданы в рабство какомуто другому, особо «избранному» народу. Вторая же версия расизма обрекает его на распространение в узких пределах одной расы, с вечным и ничем неразрешимым соперничеством с любой другой расой. Тут возможна лишь борьба всех против всех, причём борьба не имеющая в перспективе никакой надежды на победу. Разве только в её процессе все противники будут поголовно истреблены. В этом основная идейная слабость расистских концепций тоталитаризма. И в этом, разумеется, он гораздо провинциальнее, местечковее коммунизма. Но есть в расизме и стороны делающие его во многих отношениях сильнее, чем коммунизм. Он апеллирует не только к внешним интересам человека. Он апеллирует к самой его природе, к его крови, к глубинным, подспудным инстинктам человеческой души, к каким то полузабытым зовам природы. Он органичнее (как ни странно), я бы сказала он материалистичнее коммунизма, который по сравнению с ним является некой мозговой выдумкой и сам рационалистичен, сух и не почвенен.

Расизм это мистика биологии, это религия космических сил, некий дух выпущенный алхимиком из бутылки и не желающий в эту бутылку возвращаться. В расизме всё время слышаться гулы и стоны «демонов глухонемых». Древний пан воскресает, магическая сила крови подчиняет себе обезглаголствованное человечество. И магия его чрезвычайно сильна, наркотическая сила отравляет и возбуждает. Можно сказать, что как материал для образования языческой религии, он гораздо богаче коммунизма. А, кроме того, он в противовес коммунизму, открыто признаёт этот религиозный языческий характер. И этим самым можно сказать, что как религия, он гораздо более осуществленен, чем коммунизм, который и до сих пор не может отделаться от скептицизма эпохи просвещения, хотя этот скептицизм чисто внешний, чисто словесный, ничего не меняющий в его подлинной сути. Таков мистический лик расизма. Как же он осуществляет себя в мире? Тут сходство с его братьями по религии тоталитарности, особенно разительно. Кровь, положенная в основу всего, конечно, совершенно не совместима с духовной реальностью личности. Личность управляется — (разве только даётся ей возможность существовать в лице личности вождя), но на самом деле он не личность в нашем смысле слова, а он некое ипостасное проявление всё той же безличной священной германской крови.

Личность упраздняется — свобода также упраздняется перед лицом высшей ценности, влекущей к господству своих избранников судьбы.

Так же, как и в коммунизме, тоталитарность миросозерцания уничтожает возможность существования иных взглядов, уклонения, разногласия, разномыслия… Человек должен мыслить так, как это выгодно для целого, а выгода определяется непогрешимым мнением вождей. Творчество также отменяется, потому что творчество есть продукт свободы, а когда дело идёт о коренных и не отменяемых биологических процессах, то ни свободы, ни творчества не нужно — они сами за себя постоят. Ведётся борьба с иными расами, особенно с объявленной низшей расой — еврейством. Это логично с точки зрения расового отбора. Ведётся борьба с другими религиями, потому что расизм объявлен единой религиозной истиной, а сосуществование двух истин невозможно. Если объединить то общее, что есть в проявлениях этих трёх видов нового язычества, то всё же надо сказать, что им свойственна огромная сила, подлинный пафос, напряжение веры, жертвенная готовность каждого члена их огромного организма отдать себя на благо целого. Волевая потребность не только разрушать, но и строить, некоторая биологическая и органическая направленность.

Все они без предрассудков, без особой склонности к белым перчаткам, все они вдохновенные мясники, желающие раскромсать вселенную.

Говоря об их героях, об их сверхчеловеках, вождях, человекобогах и неожиданно чувствуешь какие то перепевы Ницшевских мотивов с одной стороны, с другой Смердяковского — «всё позволено» и, наконец, магического культа природно-человеческой силы, представителем которого был Рудольф Штейнер. Да! Духов давно старались выпустить из бутылки. Теперь, когда это сделано их назад не загонишь!

Таков передний план картины нарисованной мною в начале.

Дракон с тремя головами наименован. Его облик ясно виден и не возбуждает сомнения.

Но есть на этой картине и ещё одно существо, — это самая невинная царевна, томящаяся под угрозой его взора.

Под ней, я разумею современную демократию, конечно.

И вот тут мне хочется прямо и честно сказать: всякий — кто так или иначе чувствует себя связанным с демократией, всякий — кто ей чемлибо обязан, всякий — кто в какой бы то ни было степени верит в её будущее возрождение — просто обязан сейчас без всякого лицемерия, жалости, оглядок на друзей и врагов, совершенно беспощадно провести свой суд над нею. Плоха наша царевна и мало чего стоит, сама виновата, что блуждала без пути, пока не попала в лапы дракона. Не могла не попасть. И более того, не выберется из них, если будет такой как была, потому что нечего противопоставить дракону. Нищета у неё полная.

Мы русские имеем в нашей литературе не только предуказания, касающиеся облика современных человекообразных религий — у Достоевского в «Великом Инквизиторе» или в Шигалёве, у Соловьёва в повести об Антихристе, — но с такой же прозорливой ясностью нам дан и облик современной демократии, особенно сильно и беспощадно у Герцена. Точно она и тогда была такая, какой стала теперь. И недаром Герцен западник и демократ в ужасе отвернулся от неё, недаром стал говорить о ней с такой безграничной горечью.

Самое характерное, мне кажется, в современной демократии это принципиальный отказ от всякого целостного миросозерцания. Давно уже политика стала для неё невозможностью, проводить какие то основные принципы в жизнь, а лишь игрой практических интересов, конкретным учётом сил и выбором компромиссов, давно уже экономика стала существовать самостоятельно от политики, и равенство политическое уживается с чудовищным экономическим неравенством. Особенно характерно сейчас для демократии полный разрыв между словом и делом: в слове до сих пор существует несколько напыщенное декларирование начал свободы, равенства и братства, а в деле царствует неприкрытая власть интересов. Общественная мораль, (также пышно декларируемая) вполне сочетаема с индивидуальной аморальностью. Частная жизнь человека может находиться в кричащем противоречии с его общественной деятельностью. Миросозерцательная целостность просто не нужна и не существует. Её опять таки с успехом заменяют правильно понятые, строго учтённые интересы.

Откуда эта странная рассыпанность демократии, эта раздробленность каждой отдельной личности, этот отказ от всякого объединяющего начала?

Демократия стала существом, не помнящим родства, она отреклась от начал, которые её породили, от христианской культуры, от христианской культуры, от христианской нравственности, от христианского отношения к человеческой личности и свободе.

И на их место не поставила ничего другого. В демократическом миросозерцании нет никакого корня сейчас, нет никакого центра, оно образовано, как бы на одних придаточных предложениях, а главное предложение утрачено. И эта рассыпанность демократического облика создаёт известный тип человека, у которого, во первых, нет никаких религиозных взглядов, о вторых общественная работа не базируется ни на какой общей и глубокой идее, а личная жизнь существует сама по себе, не объединённая ни с религиозным, ни с общественным призванием. И как каждый отдельный человек в демократии представляет собою механическое соединение случайных и часто противоположных начал, так и общее тело демократии существует, как бы без позвоночника, без станового хребта, и вместе с тем без определённо обозначенных границ.

Отсюда легко понять, что тут по Смердяковски всё позволено. Правда, по другим мотивам, чем в тоталитарных миросозерцаниях, там мне закон не писан, потому что «Я» сам закон, «Я» — высшая мера вещей. Тут вообще нету незыблемых законов, нету никакой меры вещам, всё относительно, всё зыбко, условно, всё поддаётся лишь одному критерию текучих и быстро изменяемых интересов. Всё позволено, потому что всё относительно и не очень то уж и важно. Сегодня заключается союз — таковы интересы сегодняшнего дня, а завтра союзник предаётся, потому что таковы интересы завтрашнего дня. Сегодня проповедуют экономическое равенство, завтра отдают свои голоса укреплению капитализма. Сегодня увлекаются коммунистическим тоталитаризмом, а завтра — тоталитаризмом расистским.

И всё не прочно, всё текуче, всё не имеет никаких твёрдых очертаний. Может быть даже довольно естественно, что при этом отсутствии, каких бы то ни было высших ценностей, оказывается, что высшая ценность — это моё маленькое благополучие. Мой маленький и довольно безобидный эгоизм. В конце концов, во имя чего я должен уступать место под солнцем кому бы то ни было и чему бы, то ни было, если все эти претенденты на место, под солнцем, чрезвычайно относительны и эфемерны? Во имя, каких это идей должен я жертвовать своим благополучием, если давным-давно признана относительность любой идеи? «Мы калужские!» — вовсе не принцип коммунизма, который в своей тоталитарности поглощает любую Калугу, — это принцип вырождающейся больной демократии, и он то сейчас и торжествует во все европейском масштабе. Как отдельный человек говорит «мой счёт в банке исправен, в чём же дело?» — так и целые демократические государства не понимают, «в чём дело», раз у них кое- как концы сведены с концами.

Отсюда естественны все грандиозные предательства, свидетелями которых мы были в течение последних лет!

Отсюда и совершенно старческая, физическая беспомощность и расслабленность. В самом деле, чему тут удивляться? Организм распадается на составные клетки и естественно, что он ничему противостоять не может.

Самое страшное в современной демократии — это её принципиальная беспринципность, отсутствие мужественности, отсутствие всякого творческого начала. Демократия стала синонимом мещанства, обывательщины, бездарности!

Если в тоталитарных миросозерцаниях уместно говорить о рождении новых религий, то в демократиях надо констатировать не только полное отсутствие религии, но даже отсутствие в данный момент способности к религиозному восприятию действительности. Если там введены в игру тёмные демонические силы, то тут царствует лишь одна полная таблица умножения. И это положение вещей, выливается в невозможность создать какое либо настоящее увлечение — в отсутствии пафоса, в отсутствии творческого начала.

Если тоталитаризмы страшны, то демократия просто скучна. На реальной исторической арене сейчас демоны борются с мещанством. И вероятнее всего, что демоны, а не мещане победят. И победа их может быть двоякой: или мещанин будет ими попросту уничтожен, или они его заразят своими демонскими свойствами и он (мещанин) станет сам демоном. Так сказать второго сорта, решить, что с волками жить по волчьи выть.

Вся беда только, что у волков этот вой настоящий, волчий, а у их подражателей настоящего воя получиться не может, одно обезьянничество, одно попугайство.

Все естественные силы, наличествующие в современном человечестве, таким образом, не дают возможности, для каких бы то ни было оптимистических выводов. Положение действительно скверное. Час борьбы приближается. Результат её почти предрешён. Не бывало ещё, чтобы религиозное начало любого направления, любой религиозной сущности не побеждало своего без религиозного противника. Не бывало ещё, что бы творчество во имя чего оно не осуществлялось бы. Не оказалось сильнее бездарности. Не бывало ещё, чтобы герой, пусть самый жестокий, кровожадный и бесчеловечный, не торжествовал бы над мещанином. Не бывало ещё, чтобы склонность к личному самопожертвованию не стирала бы в прах маленького мещанского эгоизма. Не бывало и не будет, потому что не может быть.

На путях могучего потока новых страшных религий, торжества новых кровожадных идолов — демократия (в том виде, в котором она есть) не плотина. Она может переучитывать свои реальные интересы и перераспределять партийные мандаты в парламентах. Она может подражать вождям и применять их методы работы. Она может не выпускать своих золотых запасов за границу и строить аэропланы, выдумывать какиенибудь удушливые газы…. вообще она может делать, что ей угодно главное то, что на современных путях её существования она не победит. И всего вероятнее, что так оно и будет, что события делают её обречённой. Духовная выхолощенность даёт свои плоды и…

Без религиозное человечество бесславно погибает!

Демон видя, что горница чисто выметена и пуста. Приходит и приводит с собой сильнейших и вселяется в неё. Ведь горницато действительно пуста. От чего ему не вселиться?

Учитывая всё, взвешивая всё, чему нас учит история, что, мы знаем уже со времён Герцена, что происходит на наших глазах и, кажется, что мы не можем ошибиться в диагнозе. Да собственно и ни для каких надежд места нет в этом природном мире. В потоке взаимного предательства, в потоке маленьких эгоизмов — рассыплется, развеется, распылится сегодняшний мир…

Завтрашний мир принадлежит Дракону.

И единственная искра надежды, которая остаётся в сердце, это надежда на некоторое Чудо!

Бухгалтерия говорит нам, что итоги подведены ею точно, сомнений нет. Ну, а быть может можно существовать и без бухгалтеров и без бухгалтерии, просто сжечь её книги, перепутать все приходы и расходы. Поверить, что в смертный час даже грешникам раскрывается небо, самые нераскаянные каются, немые начинают пророчествовать и слепые видят видения. Только в порядке такого чуда и можно ждать сейчас выхода, только на него и надежда. Человеческому, усталому сердцу трудно надеяться, да ещё на чудо, на нечто небывалое, не учитываемое. Слишком мы привыкли, что даже самые реальные надежды обрываются и гаснут, а тут требуется надеяться на нечто почти призрачное.

А всё же надежда есть. И есть некоторые намёки, только намёки, что может быть она не напрасна.

Если безбожное, арелигиозное человечество (трёх измерений) поймёт, что так жить ни один настоящий организм не может, если оно действительно, до самых своих последних глубин раскается, если оно вернётся в Отчий дом, (из которого ушло проклиная Отца!) если оно вновь поймёт, что перед ним лежит религиозный путь, что оно призвано стать БОГОЧЕЛОВЕЧЕСТВОМ, если оно отдаст себя в волю Творца, если оно поймёт ничтожество своих маленьких желаний, благополучий и эгоизмов, если оно наконец, скажет грядущим испытаниям, что это бич Божий (как был Атилла бичём Божиим) и, что оно само виновато в том, что этот бич нужен, — одним словом, если человечество припадёт к своим христианским истокам и обновится или расцветёт новым христианским творчеством и загорится новым христианским огнём, то тогда можно было бы сказать, что даже до самой последней минуты не всё потеряно!

Есть тонкие и еле видимые знаки, что надежда может быть не тщетной. Есть, во-первых, слабые признаки религиозного возрождения, которые охватывают, правда, лишь небольшую часть культурной элиты демократии. Есть, наконец, очень громко и мужественно звучащий голос различных церквей, отстаивающих свою истину против лжеистин новых религий. Есть странное и парадоксальное явление, заключающееся в том, что сегодня христианство не подвергается гонению лишь в странах демократических. Есть залог возрождения — мученическая кровь, испытания исповедников…

Как раньше, так и сейчас — КРОВЬ МУЧЕНИКОВ — «СЕМЯ ХРИСТИАНСТВА». Но всё это только слабые указания. Гораздо, например, громче звучит обратное, гораздо убедительнее улыбка какогонибудь политического деятеля, экономиста, историка, демократа, или фашиста — всё равно с которой он прочтёт эти или им подобные строки. Для него это некий мистический туман, от которого он с досадой отвернётся. И его не смутит, что вне этого тумана вообще никаких решений нету.

Вопрос стоит так: — или через покаяние и очищение безбожное, человечество вернётся в Отчий дом и засияет эпоха подлинного христианского возрождения, и оно почувствует себя Богочеловечеством, или же на долгие века мы обречены власти зверя, человекобога, новой и страшной идолопоклоннической религии.

Третье не дано. Но вероятнее, что осуществиться второе.

Париж, 1937 год

Картина мира человека… я много раз слышал эти слова. Для меня это было широкое, расплывчатое понятие, и вот видно пришло время дать своё чёткое определение.

Мир – это гармоничное сочетание, со своими правилами и законами. Сочетание видимого и невидимого, духовного и материального. Всё, что есть в материальном и на тонком плане – всё есть задумки и проявление Творца. Если это есть, то отвергать и не принимать БЕССМЫСЛЕННО. Надо просто понять: Зачем они нужны мне? И что я могу сделать для них?

Основной объект моей картины мира – это Я, я – человек. Я – образ и подобие Творца.

Другой человек для меня — это тоже проявление Творца в материальном мире, как и я. Поэтому в первую очередь стараюсь увидеть Творца в других людях, их изначально светлую сторону. И сделать так, как хотел бы, чтобы поступили со мной.

То, что люди разделили себя на какие-то сообщества, будь то религия, языки, страны, касты – это их право, для меня они не перестали быть частью творца.

Любое движение души человека, будь то вверх или вниз, по горизонтали в материальное – это его выбор, выбор каждого отдельного человека. Возможно он исследователь и надо в этой жизни получить определённый опыт. Со своей стороны, я могу лишь личным примером показать свой путь, рассказать свою сказку, и то при условии, если человек сам захочет её послушать.

Моя картина мира – это глобус, где планета Земля – это школа. И раз человек живёт на планете, значит у него как и у меня есть поставленные задачи, научиться чему-либо, приобрести опыт.

За каждым человеком проживающему на Земле стоят невидимые силы, с тонкого плана. Будь то Рода, Эгрегоры или другие сущности. Поэтому надо учиться различать кто стоит перед тобой, какими энергиями он наполнен, кто стоит за его спиной и поддерживает его.

В моей картине мира, главная роль – это Я сам. Я – это божественное, троичное существо и весь мир, и вся природа, направлены на помощь мне. Только захоти и всё будет брошено к твоим ногам. Но как только я забываю об этом и натягиваю на себя чужую картину мира, то становлюсь просто телом, одним из шести миллиардов, рабом работающего за еду, работающего за не эквивалент.

Моя картина мира постоянно расширяется. Например, у тебя есть своя картина мира, у другого человека своя. Если ты знаешь его картину мира, то ты его картину включаешь в свою. из маленьких пазлов собираешь свою картину мира, где есть место другим людям, не таких как ты, другим религиям, другим национальностям. И они не отвергаются, не исключаются, а включаются и дополняют твою картину мира. И чем больше и шире она будет, тем интересней, насыщенной и разнообразней будет твоя жизнь.