«Психология»

Дэвид Майерс

Книга Дэвида Майерса, американского социального психолога, исследователя и популяризатора науки, написана для студентов психологических факультетов, но рекомендуют ее, в общем-то, всем интересующимся. Восемьсот с лишним страниц этого учебника охватывают все аспекты общей психологии: от генетики и развития ребенка до мотиваций и психических болезней. Особое уважение поклонники Майерса питают к многочисленным иллюстрациям, цитатам и ссылкам на современные исследования.

«Иногда реакция возбуждения на одно событие переключается на реакцию на следующее событие. Представьте себе, что после взбадривающей пробежки вы вернулись домой и узнали, что получили желанную работу. Имея остаточное возбуждение после пробежки, почувствуете ли вы больший восторг, чем если получите это известие, проснувшись после дремы?»

«Введение в психоанализ»

Зигмунд Фрейд

Классика жанра. Один из главных трудов отца психоанализа в виде цикла лекций, которые он читал в 1915–1917 годах. О сновидениях, неврозах и ошибочных действиях. Теоретические принципы и методы психоанализа Фрейда вызвали мощную волну критики, но при этом повлияли на образ мыслей всех последующих психологов и психиатров.

«... невроз является следствием своего рода незнания, неведения о душевных процессах, о которых следовало бы знать. Это очень походило бы на известную теорию Сократа, согласно которой даже пороки основаны на незнании».

«Очерки по психологии бессознательного»

Карл Густав Юнг

Перевод двух томов сочинений Карла Юнга, раскрывающих основные положения его аналитической психологии. В сборнике представлены очерки, на которых во многом выросла современная психология: «Психоанализ», «Теория эроса», «Другая точка зрения: воля к власти», «Проблема типа установки», «Личное и коллективное (или трансличное) бессознательное», «Синтетический, или конструктивный, метод». Столь же важный для ознакомления с основами психологии труд, как и «Введение в психоанализ» Фрейда, но более близкий к современному пониманию предмета.

«Несмотря на многочисленные возмущенные заверения в обратном, остается фактом, что любовь с ее проблемами и конфликтами имеет фундаментальное значение для человеческой жизни и, как показывает внимательное исследование, имеет гораздо большее значение, чем это предполагает сам индивид».

Философия

«Философия: краткий курс»

Пол Клейнман

Блогер и писатель Пол Клейнман умело создает энциклопедии научных теорий. В этой книге он собрал почти все философские течения и школы: от досократиков до философии религии. Здесь есть и теория, и мысленные эксперименты, и любопытные факты из жизни философов.
«Сартр считал, что человека определяет не врожденная природа, а его сознание и самосознание, которые могут меняться. Если человек думает, что его восприятие себя определяется местом в социальной иерархии или его взгляды не могут измениться, он обманывает себя. Расхожая фраза «Я такой, какой есть» тоже не более чем самообман».

«История Бога: 4000 лет исканий в иудаизме, христианстве и исламе»

Карен Армстронг

Авторитетный британский религиовед, философ, публицист и бывшая послушница католического монастыря Карен Армстронг - о трех мировых религиях и их становлении: как появилась идея Бога, как она трансформировалась и что каждая из религий единобожия привнесла в его образ. Это последовательный и структурированный разбор многовекового формирования религиозного мировоззрения.

«... поскольку Бог сотворил все совершенным, «грех» - это лишь плод человеческого воображения. Бог Сам объявляет в Библии, что сделал тьму светом».

«Археология знания»

Мишель Фуко

«Археология знания» французского философа и теоретика культуры Мишеля Фуко вносит ясность во все его творчество. Так что если читать Фуко обязательно, то читать эту книгу - вообще обязательно. Она написана как дополнение к «Словам и вещам» и задает вопросы об экономических, социальных и политических условиях появления знания.

«Дискурс - это не жизнь, у него иное время, нежели у нас, в нем вы не примиряетесь со смертью. Возможно, что вы похороните Бога под тяжестью всего того, что говорите, но не думайте, что из сказанного вы сумеете создать человека, которому удалось бы просуществовать дольше, нежели Ему».

Экономика

«Как устроена экономика»

Ха-Джун Чанг

Книга корейского экономиста и доктора философии Кембриджа Ха-Джун Чанга о функционировании мировой экономики остроумна и немного жестока. Объясняя различные экономические теории, Чанг убеждает, что среди них нет единственно верного взгляда.

«Еще никто из экономистов не утверждал, что экономика может объяснить Вселенную. На данный момент ее устройство остается сферой интереса физиков - и именно в этих ученых экономисты видели образец для подражания в своем стремлении сделать экономику истинной наукой. Некоторые даже приблизились к этому: они утверждают, что их наука исследует «мир». Вот как, например, звучит подзаголовок второго тома популярной серии Роберта Франка «The Economic Naturalist» («Экономический натуралист»): «Как экономика помогает понять мир».

«Экономика всего: как институты определяют нашу жизнь»

Александр Аузан

Декан экономического факультета МГУ рассуждает о роли государства, человека, общества и собственности в экономике на примерах из современной жизни в России. Почему люди вынуждены иногда давать взятки гаишникам и никогда не торговаться в супермаркетах?

«Можно ли при такой мрачной картине жить в этом мире? Можно. Просто надо понимать: наши надежды на нечто могучее и всеблагое вряд ли могут служить нормальной точкой опоры. Опираться надо скорее на правила, которые мы можем использовать в общении между собой. Опираться надо на институты».

«Глобальная экономическая история. Краткое введение»

Роберт Аллен

В издательстве Института Гайдара ежегодно публикуются наиболее значимые экономические труды классиков и современников. Профессор экономической истории Оксфордского университета анализирует мировую экономику, начиная с этапа глобализации, и отмечает, как разные страны отвечали на ее вызовы. Особое внимание он уделяет тому, как экономический рост связан с внедрением новых технологий и совершенствованием системы образования.

«Западная Европа и США сделали (в XIX веке) экономическое развитие главным приоритетом и использовали для его обеспечения стандартный набор целенаправленных действий: создание единого общенационального рынка посредством устранения внутренних сборов и пошлин и строительства транспортной инфраструктуры...»

Культурология

«Теоретическая культурология»

Алексей Шеманов, Олег Румянцев

По сути, это энциклопедия культурологии. Книга удобно поделена на два раздела - «Концепты» и «Термины»,- в каждом из которых представлены и классические, и современные идеи культуры. В ней обсуждаются такие понятия, как множественность культуры, повседневность, локальные культуры в мире глобализации, самоидентификация человека в культуре, концепты языка и речевые практики.

«Проблема С. (самоидентификации) проявляет динамичность современной жизни и порождаемые ею конфликты. В силу неустойчивости структуры нынешнего социального бытия люди вынуждены постоянно пересматривать множество аспектов своей идентичности - профессиональной, социально-стратификационной, образовательной, экономической и пр.».

«Симулякры и симуляции»

Жан Бодрийяр

Снова классика - философский трактат Жана Бодрийяра о реальности и символах, которые ее заменили. Описать современную культуру без упоминания Бодрийяра практически невозможно. Он провозгласил эру гиперреальности, в которой общество утратило связь с действительностью. В том числе на этих идеях основаны «Матрица» и мир, в котором жил Нео.

«Нет больше зеркала ни сущего и его отображения, ни реального и его концепта. Нет больше воображаемой равнообъемности: измерением симуляции становится генетическая миниатюризация. Реальное производится на основе миниатюрнейших ячеек матриц и запоминающих устройств, моделей управления - и может быть воспроизведено неограниченное количество раз».

«Непредсказуемые механизмы культуры»

Юрий Лотман

У итоговой работы всемирно известного литературоведа, культуролога и семиотика была непростая судьба: впервые ее опубликовали в 1994 году, уже после смерти Лотмана, в плохом качестве и с опечатками. И только в 2010 году, когда ей занялось издательство Таллинского университета, монография вышла на русском языке в достойном оформлении. В книге Юрий Лотман обобщает свои взгляды на культуру, рассматривая такие ее проявления, как искусство, наука или мода, сквозь призму семиосферы.

«В сфере культуры познание ею самой себя является одной из важнейших задач. Но познание это не есть конечное постижение какой-то остановившейся точки, оно втянуто в безумную гонку и стремится сделать безнадежное: догнать объект, который есть он сам».

Социология

«Грамматика порядка. Историческая социология понятий, которые меняют нашу реальность»

Александр Бикбов

Социолог Александр Бикбов многие годы изучал советское и российское общество, особенно во время протестных движений. Рассматривая такие понятия, как «средний класс», «демократия», «гуманизм», «личность», «зрелый социализм», «научно-технический прогресс» и «русская нация», он рассказывает об изменениях, которые происходят с российским обществом последние 20 лет.

«Не став «священной», как того требовали радикальные экономисты-реформаторы и политически близкие им публицисты, через некоторое время «собственность» приобретает более скромный технический статус, закрепившись в административных, кадастровых, фискальных классификаторах».

«Социальное пространство. Поля и практики»

Пьер Бурдье

Один из наиболее влиятельных социологов XX века, Пьер Бурдье написал 35 книг и несколько сотен статей об образовании, власти и политике, культуре и искусстве, экономике и науке, массмедиа и религии. Данное издание представляет собой сборник эссе Бурдье, наиболее актуальных для современного читателя.

«...религия способствует (скрытому) утверждению тех или иных принципов структурирования восприятия и понимания мира - в частности, социального, навязывая систему практик и представлений, чья структура, объективно основанная на принципе политического разделения, предстает как естественная-сверхъестественная структура космоса».

«Теория практик»

Вадим Волков, Олег Хархордин

Олег Хархордин и Вадим Волков первыми на русском языке проанализировали и описали теорию социологии повседневности. Материал представлен в виде лекций, которые авторы читали в Европейском университете в Санкт-Петербурге, и издание можно считать, кроме всего прочего, энциклопедией теоретических подходов в социологии.

«Книга «Надзирать и наказывать», описавшая логику дисциплинарной власти с помощью генеалогии ее рождения, прямо указывала, что она анализирует практики: недаром в названии ее стоят два глагола».

Под философскими романами подразумеваются художественные произведения, которые написаны в форме романа, но в их сюжете или образах значительная роль принадлежит философским концепциям. Такой литературоведческий термин, как «философский роман», получил распространение в XX веке.

Зачастую жанр философии имеет целью проиллюстрировать те или иные философские позиции. У термина «философский роман» нет четкого истолкования, так как многими филологическими научными школами в это понятие вкладывается разное значение. Но, несмотря на это, данный термин устоялся, и он довольно широко применяется в литературе, как в научной, так и в популярной.

Некоторые литературные произведения, которые характеризуются как «философский роман», зачастую можно обозначить как роман воспитания, так как если книги философии читать онлайн, можно увидеть, что и в том, и в другом жанре романа особое внимание уделяется истории формирования мировоззрения персонажа. Также в сюжете большое значение имеет интеллектуальная жизнь героев и концептуальное ее осмысление. Но в философских романах может не быть представлено описание взросления и становления характера их главных персонажей, в то время как для романа воспитания это является характерной особенностью.

Произведения, которые написаны в жанре утопии или антиутопии, тоже иногда называют философскими романами, потому что они содержат особенное концептуальное рассмотрение в тех или иных явлений общественной жизни, философский анализ всего общества в целом и проблемы исторического развития общества.

Для тех, кто интересуется данным жанром литературы и любит философию читать онлайн, станет интересной Библиотека современных философов. Она представляет собой серию книг, начатую Артуром Шлиппом еще в 1939 году. Он сам был редактором этой серии вплоть до 1981 года. В период с 1981 по 2001 год эту должность занимал Льюис Эдвин, а с 2001 года и по сей день эту функцию выполняет Рэндал Окслер.

Каждый из томов библиотеки посвящён одному из живых на момент его издания современному философу. Помимо «интеллектуальной биографии», там представлена также полная библиография и подборка критических и литературоведческих статей, которые посвящены заглавному персонажу с его собственными ответами и замечаниями на данные статьи.

Данная серия является неким средством, позволявшим философам современности еще при жизни дать ответ на критические замечания в свой адрес и высказать собственное отношение к истолкованию их идей прочими философами. Это помогает избежать длительных посмертных дискуссий о том, что же философ действительно имел в виду в своих произведениях. Реализуется ли эта идея? Вопрос спорный, но она смогла стать ценным философским ресурсом.

В разное время книги «Библиотеки» посвятили следующим философам: Джону Дьюи, Джорджу Сантаяне, Альфреду Норту Уайтхеду, Джорджу Эдварду Муру, Карлу Теодору Ясперсу, Рудольфу Карнапу, Карлу Раймунду, Жан-Полю Сартру, Полю Рикеру, Марджори Грену и многим-многим другим.

философская теория литературы. Существует в трех основных вариантах: во-первых, включение литературы как равноправного компонента в контекст философии того или иного мыслителя, во-вторых, сопоставление философии и литературы как двух автономных практик с целью обнаружить их сходство и различие, в-третьих, попытки найти философские проблемы собственно в литературных текстах (условно говоря, по типологии Л. Мэки, литература? философии, литература и философия, философия? литературе).

В отличие от теории литературы, которая разрабатывается специалистами в качестве концептуального основания литературной критики, Ф. л. практикуется философами, заинтересованными в том, чтобы поместить литературу в контекст собственной философской системы. Так, в диалогах Платона поэзия рассматривается наряду с метафизическими, эпистемологическими и этико-политическими воззрениями философа. "Поэтика" Аристотеля, составляя самый ранний образец западной литературной теории, представляет собой также попытку использовать опыт греческих поэтов и драматургов в философской системе мыслителя. Если "Поэтика" Аристотеля как философсколитературное сочинение есть основа классической поэтики, то основой романтической поэтики является "Литературная биография" С. Т. Колриджа, философия литературы которого была посвящена как обоснованию универсальности творчества поэтов, так и метафизике, которая этому творчеству соответствовала. Попытки включить литературу в философские построения предпринимали Д. Юм и А. Шопенгауэр, М. Хайдеггер и Ж. П. Сартр. В значительной мере эти тенденции были обусловлены стремлением мыслителей доказать возможность разнообразных способов бытования смысла. Немецкие романтики (Ф. Шлегель, Новалис) считали литературу, как и другие искусства, краеугольным камнем самой философии: "Философия есть теория поэзии. Она показывает нам, что есть поэзия, - поэзия есть все и вся" (Новалис). Литературная теория романтиков, основанная на немецком трансцендентальном идеализме, тяготела к объяснению мира средствами художественного творчества: "обширный и разносторонний круг проблем, представляющий литературную теорию романтизма, во многом устремлен в сферу философскую, что особенно характерно для романтизма немецкого. ." (А. Дмитриев). В дальнейшем "романтическая" линия философствования получила развитие в философии жизни, феноменологии, экзистенциализме - философских школах, озабоченных нарастанием частичности человеческого существования в силу доминирования в культуре рационалистических представлений, культивируемых традиционной метафизикой и устремленных к непосредственности созерцания глубины действительности.

Второй вариант понимания Ф. л. предполагает отношение к философии и литературе как к двум различным и автономным сферам деятельности, состоящих друг с другом в тех или иных отношениях. В таком варианте Ф. л. пытается идентифицировать прежде всего моменты, отличающие философию от литературы и уточнить их отношения. Та и другая различаются по своему предмету (первая имеет дело с объективными структурами, вторая - с субъективностью), по методам (рациональным в первом случае; связанным с воображением, вдохновением и бессознательным - во втором), по результатам (первая создает знание, вторая - эмоциональное воздействие). Тогда отношения этих сфер деятельности рассматриваются как складывающиеся в тех областях, где различия между ними преодолимы. К примеру, хотя предметы их - различны, результаты могут быть сходны: и та и другая обусловливают понимание (первая - фактов, вторая - чувств). Или: хотя их методы различны, они могут с разных сторон подходить к одному и тому же предмету. Рассуждения подобного плана развивал Фома Аквинский, полагая, что философия и поэзия могут иметь дело с одними и теми же предметами, только одна сообщает истину о предметах в форме силлогизма, другая - вдохновляет чувства о них посредством языка образов. Согласно М. Хайдеггеру, философ исследует смысл бытия, в то время как поэт прикасается к священному, но их задачи смыкаются на глубинном уровне мышления: "искусство - к нему принадлежит и поэзия - сестра философии", поэзия и мысль "взаимопринадлежат", "поэзия и мысль... вверены таинству слова, как наиболее достойному своего осмысления и тем самым всегда родственно связаны друг с другом". Вместе с тем осмысление Хайдеггером взаимосвязи философии и поэзии было связано со стремлением мыслителя противостоять объективирующей власти языка, в том числе и философского, найти средства для погруженного в экзистенцию мышления, найти новый язык, близкий "миметически-экспрессивным возможностям самой реальности" (Л. Морева), способствующий исполнению истины бытия как "несокрытости".

Для Ж. П. Сартра литература есть ангажированная философия, экзистенциально-политическая активность, состоящая "на службе свободы". Случай отношения французского экзистенциалиста к литературе и активного его обращения к ней в своем творчестве интересен соединением разнообразных художественных средств, привлекаемых мыслителем для демонстрации неподлинности человеческого существования, образами, им рисуемыми, как бы предназначенными "олицетворить" философские нужды автора. Обнаруживается, что само по себе активное обращение к литературе еще не является гарантией того, что полученный результат будет художественно полновесен.

Третий смысл Ф. л. - попытки обнаружить в литературных текстах философские проблемы и моменты, представляющие ценность для философов. Философ в этом случае стремится исследовать и оценить содержание литературных текстов, выражающих определенные философские идеи и обсуждающих философские проблемы, к примеру, обсуждение проблемы свободной воли и теодицеи в "Братьях Карамазовых" Ф. И. Достоевского. В подобном ключе читаются курсы Ф. л. в университетах США. Примерами такого рода исследований являются сочинение "Три философских поэта" Дж. Сантаяны (1910), работы С. Кэвела, посвященные Эмерсону и Торо, "Познание любви" М. Насбаум (1989). Внимание американских исследователей к философии в литературе не случайно. По замечанию? С. Юлиной, в Европе бытует образ американской философии как чего-то "эмпирического" и "сциентистского". Это далеко не так. Создатели американской традиции - Джонатан Эдварде, Ралф Эмерсон, Уолт Уитмен, Уильям Джеймс - скорее были философскими поэтами, рисовавшими мир эстетически и предлагавшими многообразие поэтикометафорических картин реальности Альфред Уайтхед, переехавший в Америку, воспринял и развивал традицию эстетического плюрализма. И Джон Дьюи в его зрелом и проникновенном труде "Искусство как опыт" пошел по этому пути. Если для американских мыслителей первой половины XX в характерным было культивирование "поэтической философии", то современные авторы (А Макинтайр, Ч. Тейлор, М. Насбаум) возлагают на литературу надежды в плане прояснения и выражения сложностей духовного поиска личности в процессе обретения ею самотождественности. Так, американский этик и философ литературы М. Насбаум показывает, кроме упомянутой, в таких своих работах, как "Хрупкость блага: судьба и этика в греческой трагедии и философии" (1986), "Терапия желания: теория и практика в эллинистической этике" (1994), что философский дискурс должен быть обогащен и расширен посредством использования в нем романных повествований, драматургии и поэзии. В частности, повествование выражает сложности моральной жизни более плодотворно, чем абстрактное этическое теоретизирование философии. В "Познании любви" мыслитель проникновенно размышляет: "Когда мы исследуем нашу жизнь, столь многое препятствует нам исправить наше видение, существует множество мотивов оставаться слепыми и глупыми Среди нас и в нашем живом восприятии конкретного нередки "пошлый жар" ревности и личный интерес. Роман, просто потому что это не наша жизнь, ставит нас в более выгодную с т. зр. восприятия моральную позицию и показывает нам, на что было бы похоже занятие этой позиции в жизни. Мы находим здесь любовь без собственнического чувства, внимание без пристрастия, вовлеченность без паники".

Эти взгляды не есть просто критика определенного философского стиля, но представляют собой глубокую критику морального фундаментализма Платона и Канта. В "Хрупкости добра", исследуя моральную судьбу (luck), как она получила отражение в трудах Аристотеля, Платона и в греческой трагедии, Насбаум показывает, что случайности жизни человека делают некоторые блага "хрупкими", к примеру, любовь, но они от этого не делаются менее ценными для человеческого процветания. Распознавание и признание такой ценности предполагает концепцию практического разума, включающего, наряду с интеллектом, чувства и воображение. По мнению Насбаум, такой подход наилучшим образом воплощают повествования, поскольку они схватывают особенность и случайность человеческого действия и раскрывают контекстуальное богатство морального размышления (в одной лишь "Антигоне" Софокла теоретик насчитывает свыше пятидесяти разнообразных отсылок к размышлению). П. Рикер - мыслитель, также широко использующий литературу в своих трудах, вслед за Насбаум, замечает, что содержащийся в греческих трагедиях призыв "думать правильно" и "верно размышлять" вовсе не означает, что в них мы находим эквивалент нравственного учения. Трагедия, по его мнению, создает этико-практическую апорию, иначе говоря, создается разрыв между трагической мудростью и практической мудростью. Отказываясь давать разрешения конфликта в соответствии с последней, трагедия побуждает практически ориентированную личность на свой страх и риск переориентировать свое действие в соответствии с мудростью трагической.

Вместе с тем такого рода философско-литературный подход неявно исходит из предпосылки, что литература и философия есть лишь различные формы одного и того же содержания: то, что философия выражает в форме аргументов, литература выражает в лирической, драматической либо повествовательной форме. Отношение философа к литературе сопровождается убеждением, что он, в силу одной лишь принадлежности к философскому цеху, вправе выявлять и уточнять предмет, которому посвящены философские и литературные тексты, и что язык философии дает оптимальное выражение тому содержанию, которое (менее адекватно) выражено в языке литературы. Моделью такого подхода является "Феноменология духа" Гегеля, в которой искусство, наряду с религией, понимается как несовершенные наброски истины, выразить которую с максимальной полнотой и должным образом способны только диалектические понятия.

Неудовлетворенность таким подходом (имплицитным предпочтением философии литературе) привело к принципиально иному пониманию связи между ними, а на его основе - к другой концепции Ф. л.. Это понимание восходит к С. Кьеркегору, осознанно литературная форма философских сочинений которого составляла существенную часть его полемики с Гегелем и его, как выражаются сегодня, "философским империализмом". Эта стратегия была подхвачена Ф. Ницше, сблизившего историю истины и историю литературного вымысла и размышлявшего о способности искусства постигать истину. Тенденция "эстетизации разума" в европейской философии конца XIX - XX в. (Т. Адорно, Г. Башляр, В. Беньямин, П. Валери, Г. Г. Гадамер, М. Хайдегтер) сопровождалась осознанием автономности функционирования "художественного" в целом и, в частности, литературы, а также того обстоятельства, что художественное содержание не может быть без утраты смысла трансформировано в пропозициональные структуры, в хорошо определенные формулы. Эта тенденция получила дальнейшее радикальное развитие в работах Ж. Деррида и его последователей, полагающих, что рассмотрение философии и литературы как альтернативных выражений идентичного содержания есть серьезная ошибка, равно как ошибкой будет и отношение к философии как к доминирующему дискурсу, "должному" выражению содержания, "недостаточно точно" выраженному в литературе. Согласно этой позиции, все тексты имеют "литературную" форму, поэтому тексты философов - не хуже и не лучше текстов романистов и поэтов, а их содержание внутренне определяется средствами его выражения. Поэтому "литературы в философии" - не меньше, чем "философии в литературе". Скрупулезно анализируя философский текст и те языковые средства, которыми он создается, Деррида демонстрирует многоуровневость его "языковой эмпирии", в результате воздействия которой мысль может умереть под напором общезначимых слов-ярлыков, но может и освободиться от "тирании чужого письма". Понимая под "литературностью" философских текстов их риторическую структуру, систему тропов и фигур, собственно, и обусловливающих функционирование философской аргументации, Деррида демонстрирует, каким образом мысль уничтожается в самоуверенном монологизме "логоцентристской" метафизики. "Литературность" увязывается мыслителем с объективирующими тенденциями западной рациональности и проявляется, с его т. зр., в тексте прежде всего в том, что тяготеет к "снятию", "приглаживанию", "завершению", "оформлению" письма, т. е. покушается на спонтанность философской речи. В свою очередь, возможность философии как "речи" мысли, как "протописьма" обосновывается с помощью "философско-беллетристического аргумента в пользу единства и взаимосвязи философии и искусства, философии и литературы, единства форм самоосуществления творческой разумности во всех возможных сферах человеческой деятельности" (Н. С. Автономова).

Соответственно, философ литературы более не вправе просто выделять философское содержание из литературной формы. Скорее сами по себе типы литературного выражения ставят философа перед необходимостью пересмотреть основания его собственного дела. "Растерянность философов перед истинностной ценностью вымышленных утверждений есть пример того типа проблем, которые изучение литературы может создать для философского опыта" (Р. Рорти. Следствия прагматизма, 1982). К примеру, литературный мимесис (особенно в работах постмодернистских авторов) вызывает вопросы о возможности и предполагаемой нормативности репрезентации фактов и угрожает подрывом традиционной иерархии ценностей, в которой "факт" выше вымысла.

Полагая, что философия не имеет своего собственного предмета, что ее претензии на отображение действительности необоснованны, известный представитель американского прагматизма Р. Рорти убежден, что литература способствует освобождению философии от этого заблуждения, от беспочвенных притязаний на специфическое знание. Самоосознание философии в качестве "литературного жанра" освободит ее от устаревших канонов, навязываемых традиций и будет способствовать "заинтересованному разговору" исследователей, укрепляющему их общность и приближающему их к нуждам большинства. Противопоставляя литературу традиционной метафизике, мыслитель считает, что первая более эффективна в двух отношениях: в достижении "солидарности", т. е. литература, обличая недостатки традиционного общества, способствует осуществлению разного рода реформ, прежде всего нравственных; и в достижении "приватной автономии" индивида, в задании пространства, в пределах которого индивид свободен удовлетворять свои желания и фантазии, включая несанкционированные социумом. Соответственно этим функциям литературы, Рорти, в сочинении "Случайность, ирония и солидарность" (1989), предлагает различать "книги, помогающие быть менее жестокими" и "книги, помогающие стать автономными". Среди первых Рорти, в свою очередь, выделяет "те, которые помогают нам увидеть воздействие на других людей социальных практик и институтов" и "те, которые помогают нам увидеть воздействие на других наших приватных идиосинкразиии". В анализе мыслителем творчества ряда писателей (Диккенса, Драйзера, Оруэлла и Набокова в "Случайности...", Диккенса и Кундеры в "Очерках о Хайдегтере и других") сквозят хорошо знакомые российскому читателю обертоны одобрения социальной полезности литературы, критики ею социальной несправедливости, содействия поиску справедливого социального уклада.

Заслугой Р. Рорти, X. Арендт, П. Рикера, X. Уайта, А. Макинтайра, М. Насбаум, а также геременевтической традиции, явилось, с нашей т. зр., привлечение внимания к моменту "нарратологичности" (см. "Нарратология", "Нарратив"), который объединяет философию и литературу. Хотя особый, "повествовательный" тип рациональности, выделенный когитологом Дж. Брунером, наряду с традиционным формально-логическим типом, содержится далеко не во всех философских текстах, тем не менее многие модели понимания, которые задействованы в философии, "литературны" в том смысле, что близки тому, как понимаются повествования. По справедливому замечанию X. Арендт, "хотя о Сократе, не написавшем ни строчки и не оставившем после себя ни одной работы, мы знаем гораздо меньше, чем о Платоне или Аристотеле, мы лучше и более интимно знаем, кто Сократ был, потому что мы знаем его историю, нежели мы знаем о том, кто был Аристотель, хотя о мнениях его мы информированы гораздо лучше". Иными словами, для того, чтобы понять, что значит мудрость, мы рассказываем историю Сократа.

Саморефлексивность современных литературных текстов приводит философов к критическому осмыслению профессиональных парадигм, и, в случае, когда литература не рассматривается лишь как другой, привлекательный, но неизбежно поверхностный источник философских идей, она ставит перед философией серьезные эпистемологические, метафизические и методологические проблемы.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Экология жизни. То, что вы сейчас держите эту книгу в руках, - не просто совпадение; может быть, во всех этих приключениях есть что-то такое, о чем вы можете вспомнить сами". Некий пилот, зарабатывающий себе на жизнь полетами на самолете, встречает "коллегу".

Ричард Бах - "Иллюзии"

То, что вы сейчас держите эту книгу в руках, - не просто совпадение; может быть, во всех этих приключениях есть что-то такое, о чем вы можете вспомнить сами".
Некий пилот, зарабатывающий себе на жизнь полетами на самолете, встречает "коллегу". Между ними завязывается дружба, и вскоре пилот узнает, что его новый друг Шимода вовсе не простой человек... Оказывается, что "творить чудеса" вовсе не сложно - это умеет любой человек, если только поверит и захочет этого. Для многих книга станет действительно путеводной нитью в мир познания себя и своих возможностей. Ведь дар летать есть у каждого.

Герман Гессе - "Игра в бисер"

Перед вами - книга, без которой немыслима вся культура постмодернизма Европы - в литературе, в кино, в театре. Что это - гениальный авангардистский роман, стилизованный под философию сюрреализма, или гениальное философское эссе, стилизованное под сюрреалистический роман? Пожалуй, теперь это и не важно. Важно одно - идут годы и десятилетия, а изысканной, болезненной и эзотеричной "игре в бисер" по-прежнему нет конца. Ибо такова игра, в которую играют...

Курт Воннегут - "Сирены Титана"

Знаменитый роман "Сирены Титана" - классический образец сплава фантастики и трагикомедии.
Если ваш мир несвободен по определению... Если ваша жизнь повинуется математическим расчетам... Если унижение стало нормой, а хруст людских костей под колесами государственной машины уже просто никто не слышит из-за его обыденности... А что такое это "если"? Антиутопия - или "общество процветания"? Каждый решает для себя, раб он - или свободный человек!

Альбер Камю - "Миф о Сизифе"

В сборник включены философское эссе "Миф о Сизифе", пьесы "Калигула" и "Недоразумение". Произведения, разные по жанру, повествующие о бессмысленном, абсурдном мире, порождающем как тиранов, так и героев, и об отчаянном одиночестве человека, которое воспринимается как выражение бунта против этого мира.

Ошо - "О любви"

Практически все книги Ошо переворачивают наши представления о чем бы то ни было с ног на голову. Но эта… Люди, читайте эту книгу. И не важно, интересуетесь вы Ошо и духовным ростом - или нет! Читайте эту книгу, и вы узнаете о любви, о сексе, о свободе, о родителях и детях, о себе и о другом столько нового…

Уильям Голдинг - "Двойной язык"

Это последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво "историчное", обманчиво "упрощенное для восприятия". Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает - и удерживает в микрокосме текста. Потому что - может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных - тяжелее судьбы гонимых…

Иоган Вольфганг Гёте - "Фауст"

В книге дан разносторонний анализ произведения Гете, изложена его творческая история, охарактеризован его идейный смысл. Автор знакомит с философской и нравственной проблематикой первой части "Фауста", комментирует текст сцена за сценой, дает подробные характеристики главных действующих лиц, определяет особенности художественного метода и стиля произведения.

Оноре де Бальзак - "Шагреневая кожа"

Роман «Шагреневая кожа» входит в грандиозную «Человече­скую комедию» - эпопею, состоящую более чем из 90 романов, повестей, рассказов, связанных общим замыслом и множеством персонажей. Поднимаемые в этих произведениях темы не утратят своей актуальности никогда. Сделка с дьяволом - этот вопрос интересовал не одного писателя и не один из них уже ответил на него. А вдруг все можно повернуть так, что ты окажешься в выигрыше? А вдруг в этот раз Судьба улыбнется тебе? А вдруг ты станешь тем единственным, кому удастся перехитрить силы зла?

Сомерсет Моэм - "Шесть рассказов, написанных от первого лица"

Изящные, остроумные рассказы-анекдоты.
Герои - обитатели высшего света Лондона "веселых двадцатых", со всеми их сильными и слабыми сторонами, мелкими капризами и большими причудами.
Модные красавицы и хозяйки салонов, литературные львы и львицы, прожигатели жизни, "благородные джентльмены" - список персонажей можно продолжить. Однако с каждого из них Моэм с наслаждением срывает маску внешней респектабельности, причем делает это с присущим ему злым и метким юмором.

Паоло Коэльо - "Вероника решает умереть"

Вероника действительно решает умереть. Мир кажется ей чужим и чуждым, и она ему совсем не нужна. Она страшится невзгод, трудностей и препятствий, которых так много у любого человека на жизненном пути.
В психиатрической клинике, где лечат тех, кого удалось спасти после попытки суицида, Вероника встретилась со своей любовью - и со своей смертью. Доктор сказал, что она обречена. И только тогда она научилась чувствовать каждое мгновение жизни и наслаждаться им. опубликовано

Для кого написана эта книга?

О чем эта книга?

Эта книга о жизни.

Для кого написана эта книга?

Эта книга для людей ищущих, прогрессивных, читающих. Эта книга для людей ответственных, думающих о своей жизни и жизни своих близких, для людей, которые верят, что в жизни можно что-то менять и это в наших силах.

О чем эта книга?

Эта книга о жизни.

В книге Вы найдете истории о взаимоотношениях в семье между родителями и детьми, между супругами, эта книга о детях и их воспитании, об уважении к людям и культуре, о творчестве и саморазвитии, о здоровье, об отношении к деньгам и успеху и о многом другом.

В этой книге собраны истории, которые побуждают людей к изменениям, дают пищу для размышления, заряжают энергией и отвечают на вопросы, которые постоянно возникают в повседневной жизни.

Прочитав очередную историю, не спешите прочесть следующую. Подумайте, в чем главная идея короткого рассказа. Сделайте хотя бы маленький шаг по изменению своей жизни в обозначенном вопросе, а если у Вас с ним все в порядке, то помогите тому, кто рядом, но еще не решил этот вопрос.