Вообще-то - попытки гностиков прицепиться к заслугам эзотерических учений

Не самый худший бизнес-ход найденный людьми осознавшими отмирание

христианства...

Но вряд ли он даст серьезный эффект...

Гностицизм как религия и философия

В настоящей работе мы намерены рассмотреть вопрос о том, чем в первую очередь является гностицизм II – III вв. – религией или философской спекуляцией, - и о том, какой путь проделал этот феномен в своём становлении – от философии к религии или, наоборот, от религии к философии.

Наука, занимающаяся изучением религии, выработала множество дефиниций этого сложного и многосоставного явления – от супранатуралистического априоризма до постмодернистских концептов, полагающих религию одним из видов public relations. Несомненно, что религия служит для удовлетворения религиозной потребности человека и потому своими основными элементами имеет религиозное сознание и религиозную деятельность. Иными словами, религиозный субъект здесь осуществляет связь с объектом через посредство культовой (теургической) деятельности. При этом религия выполняет ряд функций – мировоззренческую, компенсаторную, коммуникативную, регулятивную, легитимирующую и т.п.

Философия, способная выполнять те же функции, сама по себе не содержит культовой (и вообще религиозной) практики, необходимой для получения человеком религиозного опыта. В то же время философия в состоянии обосновать эту практику так же успешно, как и богословская система.

Философия поздней античности максимально приблизилась к религии, в то время как религиозные системы, в свою очередь, обнаружили для себя необходимость в неформальном (т.е. обязательно в той или иной мере философском) основании. Философы видели теперь свою высшую цель в теургической деятельности. Однако это ещё не означало, что религия философизируется. Ведь последняя должна удовлетворять потребностям самых широких человеческих масс, а требовать философского мышления от всего человечества по меньшей мере неправомерно. И тем не менее, в некоторые исторические периоды философские и богословские концепции, принимая на себя функцию vox populi (и, само собой, претендуя быть vox Dei), приобретали первостепенную важность для самых широких и необразованных слоёв общества. Вспомним, например, арианский спор, который едва не привёл к гражданской войне из-за буквы “йота”. Конечно же, неграмотные крестьяне и ремесленники не понимали, чем хорош или плох Никейский символ (как не понимало этого большинство западных епископов), однако “подобосущие” и “единосущие” стали символами характера религиозности для всего христианского населения Империи, а это уже очень серьёзно. Но, повторим ещё раз, дело не в “чистой” философии.

Всякая более или менее развитая религия есть обязательно религиозно-философская система, поскольку она должна функционировать на двух уровнях – концептуализированном и низовом. Первый позволяет формулировать внутренне непротиворечивую и стройную доктрину, способную, к тому же, противостоять своим оппонентам, а второй – привлечь максимальное число адептов, что и делает религию жизнеспособной и даёт ей возможность развивать экспансию. Этот концептуализированный уровень существования религии нуждается в философствовании. А вот философия вполне может обойтись и без религии. Однако, давая ответы на те же вопросы, что и религия, философия, как правило, сталкивается с этой последней, и тогда возникает т.н. “религиозная философия” - понятие терминологически не вполне ясное, но нам придётся им воспользоваться. Это уже не философия в чистом виде, поскольку, оставаясь в русле академической науки, религиозная философия в то же время принимает на себя в той или иной степени функции и ответственность, свойственные религии.

Если попытаться определить сущность гностицизма в нескольких словах, мы приходим к следующему определению: гностицизм – это рационализация мистического опыта. В то же время верным является и обратное утверждение: гностицизм – это мистифицированное переживание рационального построения. Эти два определения, которые по сути есть одно и то же, приводят нас к старой схеме “рациональное – иррациональное”, которая, помимо того, что всем надоела, ведёт нас в тупик. Если мы хотим добиться положительных результатов, мы должны отбросить и первый, и второй позитивизм (и любой третий тоже). Бунт против позитивизма за последние сто лет также стал традиционным и выработал собственное клише: научное – ненаучное. От этой схемы также следует отказаться. Когда мы произведём такую “редукцию”, мы оказываемся во власти новых схем – экзистенциалистских, структуралистских и т.п. Надо ли говорить, что эти схемы также должны быть отброшены?! Остаётся одно: выработать новый концепт, применимый к изучению гностицизма. В конце концов, только так и функционирует философия.

Гностицизм изначально развивался на христианской почве. Для этой религиозно-философской системы было необходимым учение о личностном Абсолюте. Гностическое учение может казаться весьма причудливым, в нём может не быть учений ни о Троице, ни даже о Христе, но тем не менее непременно обнаруживаются главные моменты, позволяющие говорить о существенно христианском характере концепции: метафизический монизм, этический дуализм, линеарная концепция космогонического и исторического процессов. Всё это можно сказать не только о христианстве, но и об иудаизме, однако существенной чертой иудаизма является не монотеизм (который вообще-то в истории религий не такая уж редкость), а Завет личностного Божества со своим народом.

Даже в тех немногих подлинно гностических системах, где нет учения о Христе, обнаруживаются названные нами черты христианства. Наиболее важным здесь представляется наличие линеарной концепции космогонического процесса, которая была принципиальным новшеством по сравнению со всей античной религиозной спекуляцией.

Христианство – монотеистическая религия, однако монотеизм здесь не столь последователен, как в иудаизме, и эта “непоследовательность” имеет принципиальный характер: Божество здесь дифференцировано в виде Троицы. Такая же дифференцированность, правда, на большее число ипостасей, присутствует и в гностицизме.

Таким образом, гностицизм от иудаизма отличается тем же, чем и христианство: своим платоническим учением о Божестве. Поскольку гностики были люди в большинстве своём хорошо образованные, это не могло не быть для них существенным.

Однако, поскольку мы говорим о гностицизме как явлении, существующем всецело на почве христианства, мы также должны отличать его от внешне сходных с ним явлений в самом христианстве. И это гораздо труднее. Дело в том, что гностицизм II в. был практически единственным (и вполне адекватным!) богословским выражением раннего христианства. Однако в то же время гностицизм оказался нетождествен христианству вообще. Почему? В наше время это вполне ясно – не потому, что наша наука обострила наше зрение, но потому, что само христианство впоследствии внятно выразило свои основные концепции. Иными словами, гностики оказались еретиками только post factum.

Прежде всего, конечно, христианское большинство было шокировано “бесконечными родословиями” гностических систем, которые резко отличались от простоты (даже – примитивности) раннего христианства. Но ведь у Маркиона, например, не было никаких “родословий”, а в нём сразу разглядели инакомыслящего. Что же в учении Маркиона отталкивало деятелей ранней церкви – антииудаизм или учение о двух богах? Антииудаизмом были заражены все павлинисты, и едва ли он мог выглядеть чем-то экзотическим или неправомерным. Но вот учение о двух богах – Высшем и Низшем – вносило слишком уж резкий субординационизм в учение о Божестве, который уже во II в., задолго до Никейского собора, мог вызывать неприятие. Но самое главное было в том резком этическом дуализме, который следовал из учения Маркиона и который приводил к ненавистничеству по отношению к тварному миру. Церковному христианству также не чужд этический дуализм, однако он существенно смягчён доктриной субстанциального богочеловечества Христа. Этого-то учения о субстанциальном богочеловечестве в гностицизме не было. Значит, дело всё-таки именно в расхождении гностиков с христианским большинством по вопросу о природе Христа. Христос был слишком человечески близок верующим, чтобы можно было признать докетизм гностиков. И наконец, церковные христиане попросту не нуждались в знании о тайнах бытия и божественной природы, тогда как для гностиков это было насущно необходимо.

Однако всего этого недостаточно. Этический дуализм присущ всей поздней античности. Недаром живший в IV в. Плотин стыдился своего тела. А что касается докетизма, то ведь он должен был импонировать верующим массам более, чем мысль о том, что Бога можно предать позорной смерти на кресте. Боги и полубоги являлись людям и жили среди них. Однако основателем новой мощной религии стал не интеллектуал Аполлоний Тианский, а простой человек Иисус. Религия не тождественна философии; философия лишь на время и лишь для интеллектуально развитых людей может занять место философии. Если человек смутно представляет себе объект своего религиозного чувства, то это – не вера, а суеверие. Система суеверий, опять-таки, не может заменить религию. Гностицизм был слишком высоколоб, он мог быть религией только для людей с хорошим философским образованием, а таких во все времена немного. Религия утверждается не в философских диспутах, а посредством обращения народных масс. А народным массам больше подходило примитивное христианство, нежели утончённые спекуляции гностиков.

Наконец, конфликт гностицизма с церковным христианством был конфликтом философии и богословия. И в этом нет ничего удивительного: религия нуждается в философии, но и постоянно входит с ней в противоречия. “Свободная стихия богословствования”, о которой говорил Л.П. Карсавин – вещь труднодостижимая и, уж конечно, не доставляющая устойчивости религии – скорей наоборот. Гностики заставили христианство в целом заговорит на языке философии, однако сами были отвергнуты церковным христианством.

И всё же во II – II вв. существовал “народный”, или “массовый” гностицизм, который тяготел к церковной обрядности и, по крайней мере, на первых порах, старался не отделять себя от христианской церкви. И это означает, что гностицизм (возможно, в несколько упрощённых и адаптированных к каждому конкретному региону) всё же удовлетворял религиозным потребностям весьма значительного числа людей. При этом, однако, хотя христианство в целом и декларировало ориентацию на царство Небесное, а не земное, гностицизм, как все элитарные религии, был сравнительно пассивен в своём распространении и потому проигрывал в конкурентной борьбе с “ортодоксальным” христианством.

У нас могут возникнуть трудности с отличением рассматриваемого феномена II – III вв. от сходных с ним явлений на христианской почве – особенно если наш взгляд сосредоточен на II – III вв. и не видит пока развитого христианского богословия. Но вот само церковное христианство этого времени прекрасно отличает от себя гностиков, и мы в большинстве случаев можем доверять ранним церковным писателям, когда они говорят о “еретиках”. У этих писателей, правда, нет отчётливой терминологии, и к их классификациям подходить надо с большой осторожностью, но вот чутьё на всякого рода инакомыслие у них превосходное. Впрочем, об этом мы будем подробно говорить в каждом конкретном случае.

При таком генетическом родстве гностицизма с церковным христианством в этом последнем не может не обнаруживаться множество элементов, сходных с гностицизмом. Наиболее ярким выражением здесь является “церковный гностицизм” Климента Александрийского и Оригена. И Климент, и Ориген – церковные писатели, у которых мы не найдём ни резкого антииудаизма, ни докетизма, ни учения о грехопадении Софии. Сходство их идей с гностическими объясняется, скорее всего, родственным способом мышления и образованием.

Итак, относительно связи гностицизма и христианства можно сказать следующее. Для гностицизма очень важной является концепция линейного развития мирового и исторического процесса, которой античное мышление дохристианской эпохи не знало. Во всех гностических системах обнаруживается учение о личностном абсолюте, которого опять-таки не было в языческих религиях и философской интуиции эллинства. Эти две главные черты позволяют утверждать, что гностицизм – явление, развивающееся на почве христианской богословской и философской спекуляции. В то же время гностицизм отличен от церковного христианства и имеет собственные отчётливо выраженные черты.

В начале ХХ в. гностицизм признали явлением синкретического характера, возникшим по меньшей мере за несколько десятилетий до н. э. (Буссе, Группэ, Рейтценштейн, Вендланд, Келер и др.). К примеру, Ж. Маттер считал, гностицизм ничего другого не делает, как только резюмирует из других религиозно-философских систем самое важное. Гнозис, говорил он, пришёл восполнить через свои системы то, чем манкировали они, и реформировать доктрины и учреждения язычества.

Безусловно, гностицизм имеет синкретический характер. Однако синкретизм не означает механического смешения разнородных элементов: религия может функционировать только как нечто цельное, а не как лоскутное одеяло. (Само христианство тоже можно охарактеризовать как синкретическую религию.) Все разнородные элементы не только были сплавлены в гностицизме воедино, но были прочитаны (или “вчитаны”) в гностическом контексте совершенно по-новому и, по существу, перестали быть тем, чем были первоначально. Характеристика гностицизма как синкретического учения ничего не добавляет к его пониманию.

Всё вышесказанное верно представляет феномен гностицизма только с одной стороны – внешней. Между тем для этого учения намного важнее его “внутренняя” сторона – мироощущение гностика. Сами гностики чётко различали “видение в мире” от “видения в духе”. Первое представляет собой традиционный и весьма обыденный дуалистический взгляд на мир, разделяющий всё на субъект и объект, “я” и “не-я”. Такое “видение в мире” лежит в основании всякой религии и является её необходимым условием. Напомним: живая и действующая религия предполагает субъект религиозного опыта и чувства и их объект, т. е., попросту говоря, верующего и Божество. Однако гностическое “видение в духе” снимает эту субъект-объектную дуальность в двух аспектах, о которых мы теперь поговорим.

Во-первых, самый познавательный процесс (который здесь представляется центральным для всей доктрины моментом), согласно гностикам, снимает субъект-объектное разделение мира; познающий сливается с познаваемым, и они становятся неразличимы. Гностик отождествляет себя с каждым познаваемым предметом, и таким образом происходит “искупление” этого предмета: косный материальный мир, до этого пребывавший в плену неведения и потому, в сущности, лишённый “подлинного” бытия, теперь “выкуплен” познающим, введён в сферу разумности-познаваемости-качественности, т. е., в конце конов, божественности. Во-вторых, сам гностик “единосущен” Божеству, имеет ту же природу, что и Бог. Иными словами, гностик – это и есть Бог на определённой ступени его качествования. А раз так, то не может быть никаких религиозных субъекта и объекта: не станет ведь нормальный человек молиться самому себе! Вместе с тем источник спасения гностик усматривает в себе самом, а потому сам для себя становится единственным объектом упования на спасение, но такое чувство, сколь бы экзистенциально напряжённым оно не было, едва ли можно назвать религиозным. Повторим: в гностицизме исчезает всякое различие между спасаемым и спасающим.

Такой подход по силам далеко не всякой личности; большинству людей необходимо опираться на всемогущество Божества, искать у него помощи и “прощения”. Принять на себя ответственность за всё зло мира и в одиночку взяться за его преодоление может только весьма незаурядный человек. Поэтому гностик Валентин учил, что гностическое “спасение” доступно не всем, а только “духовным” людям, т. е. тем, которые субстанциально единосущны Абсолюту; остальные же – “душевные” и “плотские” – спасения не достигнут.

Кроме того, снятие субъект-объектного различения, о котором мы привыкли думать, что именно оно делает человека личностью и свидетельствует о появлении у него сознания, может быть понятно лишь после соответствующей подготовки. Прежде всего, для этого необходимы изрядное образование и (или) интенсивный мистический опыт, безразлично какой – аскетический, либертинистичсеский, наркотический и т.п. Этому способствует любая дезориентация чувств и сознания. Поэтому в гностических общинах могли сосуществовать крайний аскетизм (шокировавший даже сурового монтаниста Тертуллиана) с крайними же степенями распущенности; и то, и другое пугало писателей-ересиологов, поскольку они интуитивно чувствовали в любом случае чуждость формализованности христианской доктрины. (В этом отношении как раз и можно считать гностицизм тем модусом в христианстве, где возобладала “свободная стихия богословствования”.) Гностиками становились городские интеллигенты и деклассированные (т.е. социально и психологически дезориентированные) сельские жители. Этим последним философию заменял мистический опыт, получаемый под руководством искусных наставников, и занятия магией.

В свете всего вышесказанного мы можем ответить на вопрос о том, является ли гностицизм II – III вв. религией, вполне отрицательно. Это даже не квазирелигиозная система, а, скорее, некая традиция психической культуры, успешно выполнявшая функции религии. Таков же, например, буддизм тхеравады. Однако психическая традиция – это также и не философия, хотя, конечно же, с философией здесь больше общего, чем с религией. В основании психической традиции всегда лежит философская система, и гностицизм в этом отношении – не исключение.

Уже в XIX в. начались споры о том, проделал ли гностицизм путь от религии к философии или наоборот. А. Гарнак определял этот феномен как “острейшую эллинизацию христианства” . В противоположность ему Ж. Киспель утверждает, что “гностицизм есть христианизация греческой философии и восточного мистицизма на основе евангелия” . Второе утверждение, пожалуй, ближе к истине. Вспомним хотя бы, что представляло собой христианство ко II в.: при своей широкой популярности в доктринальном отношении это была довольно примитивная полу-иудаистическая секта, богословский потенциал которой как раз и начал проявляться в споре с гностиками. Что же касается гностических систем того времени, они показывают высокий интеллектуальный и культурный уровень своих главных деятелей. Этих людей, получивших хорошее “греческое” образование, привлекало в христианстве его учение о персонифицированном Абсолюте, чего экзистенциально недоставало многим платоникам и стоикам. Вместе с тем нельзя считать однозначно неверным определение А. Гарнака: христианство, порвавшее ко II в. с иудаизмом, искало точку опоры в греческой образованности и потому, действительно, активно эллинизировалось. Эта свободная эллинизация как раз и привела многих христиан к гностическим учениям, которые, собственно, были первым философски состоятельным выражением христианской доктрины.

Литература:

Harnack A. Lehrbuch der Dogmengeschichte. T. I. 5. – Tubingen, 1931.

Quispel G. Vallentinian Gnosis and Apocryphon of John // The Rediscovery of Gnosticism. Vol. I. The School of Valentinus. – Leiden, 1980.

Глава из книги Сергея Шестака "Символ веры, история догматов Христианской церкви".

Гностики, их учение

По мнению Иеронима, Василид (р. 125/130) основатель гностицизма: «Василид же, от которого произошли гностики, жил в Александрии во времена Адриана». Согласно Епифанию, диакон Николай основатель гностицизма: «Еще эти гностики, люди, различно вовлеченные в обман Николаем, произросли в мире, как плоды горести». Они – дикие звери, скорпионы, порождения аспидов, пустые змеиные яйца. Учение Николая вызвало у Епифания тревогу, крушение. Он ощутил смрад, уязвление.

Кто основатель гностицизма, Василид или диакон Николай? Афанаситы объясняют различные мнения – разными «Апостольскими Преданиями». По моему мнению, Епифаний солгал, как Руфин и Феофан с крещением императора Константина.

«Как полагают многие известные исследователи (Ганс Йонас, Жиль Куиспел и др.), гностицизм – это отдельная мировая религия, сравнимая по историческому значению с христианством, исламом и буддизмом» (Афонасин).

Источник сведений о гностиках – рассказы афанаситов. Эти рассказы, как минимум, необъективные: гностики были идеологическими врагами афанаситов.

Согласно Иринею, гностик Керинф учил, что Бог иудеев, создавший Вселенную, – это некое низшее существо, которое ничего не знало о Боге. Некий Христос, сойдя на человека Иисуса в виде голубя, рассказал людям о настоящем Боге.

Ириней сознательно не объяснил, почему Керинф пришёл к этому выводу. Цель сочинения Иринея – выставить Керинфа глупым.

По мнению Керинфа, Бог должен быть всемогущим и всеведущим. А Бог иудеев знает не всё и ошибается. Доказательство Керинфа – иудейская книга «Бытие».

Бог иудеев сказал: «Да будет свет. И стал свет. И увидел Бог, что свет хорош, и отделил Бог свет от тьмы» (Быт. 1: 3-4). Бог пришёл к выводу, что свет – хороший. Значит, Он знал о плохом свете. Следовательно, Бог иудеев создал хороший свет не с первого раза. Керинф считал, что Бог сразу делает всё хорошо: он всемогущий.

Бог иудеев, создавав Вселенную, решил отдохнуть. «К седьмому дню Бог окончил работу, которую делал, и стал отдыхать в седьмой день от всей работы, которую сделал» (Быт. 2: 2). По мнению Керинфа, Бог никогда не устанет: он всемогущий.

Бог иудеев не сразу понял, что Адаму понадобится Ева. «Не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника» (Быт. 2: 18). Если бы Бог иудеев был всеведущий, Он сразу понял бы, что Адаму понадобится Ева, и создал бы их одновременно.

Люди начали грешить. Бог иудеев раскаялся, что создал людей. «И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своём» (Быт. 6: 6). Бог иудеев ошибся, создав людей. Керинф считал, что Бог никогда не ошибается.

Бог иудеев утопил людей. А потом осознал, что поступил неправильно. «Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живущего, как Я сделал» (Быт. 8: 21). Бог иудеев опять ошибся, утопив людей. Кроме того, Он не сразу понял, почему люди грешат. Их топить не нужно было. Они грешат от юности своей.

Бог иудеев не соответствовал Богу, каким представлял Его Керинф. Вот почему Керинф решил, что некий Христос рассказал иудеям о настоящем Боге устами человека Иисуса, сойдя на него в виде голубя.

По моему мнению, пророк Моисей, автор книги «Бытие», сообщил людям, что знания и могущество Бога ограничены. Ограничены не на том уровне, как рассказано в книге «Бытие»: рассказ в книги «Бытие» – аллегория. Границы знания и могущества Бога – размер Вселенной и время её существования, которые имеют свои пределы.

«Не должно думать, что тварям нет конца (в том числе и звёздам. – С. Ш.), как этого желают некоторые, потому что где нет конца, там нет и никакого познания, и невозможно никакое описание. Если бы это было так, то Бог, конечно, не мог бы содержать сотворённое или управлять им, потому что бесконечное по природе – непознаваемо. И Писание говорит: "Бог сотворил всё мерою и числом"» (Ориген).

Ориген высказал «оригинальную... странную мысль о Боге, как Существе самоограниченном по всемогуществу и всеведению... "Если бы могущество Божие было безгранично, то оно по необходимости не знало бы Самого Себя, потому что по природе безграничное непознаваемо"» (Поснов).

Епифанию не понравилось учение гностиков.

Что нужно сделать, чтобы наказать этих людей? Их нужно – оболгать. Язычники оболгали христиан Лиона (якобы ели своих детей, жили со своими родителями, как муж и жена). А Епифаний оболгал гностиков (якобы у них были общие жёны, и они пили менструальную кровь). Он указал на тайных гностиков, которые официально принадлежали к Церкви. Афанаситы репрессировали около восьмидесяти человек.

«...я доложил о ситуации местным епископам и помог опознать тех (тайных) членов этой секты, которые официально принадлежат к Церкви. И разоблачённых изгнали из города, числом около восьмидесяти человек» (Епифаний).

Источник сведений о гностиках – их враги афанаситы. Репрессировав гностиков, уничтожив их книги, они рассказали об учении, моральном поведении гностиков так, что сразу понимаешь, что гностики – извращенцы, глупые, еретики.

«Ересиологи пользовались стандартным оружием, с помощью которого утверждается любая ортодоксия, – сначала опошлить, а затем растоптать, как безумный вздор то, что получилось... Ввиду всего этого с самого начала приходится настраиваться на то, что мы не найдём в работах ранних христианских авторов объективного описания гносиса... Распущенность еретиков, по Епифанию, не имеет пределов. Они забыли, что такое нормальный секс, увлекаются лишь гомосексуализмом, оральным сексом и онанизмом (одновременно)... А как же быть с такими еретиками, которые с моральной точки зрения безупречны? Например, в чём можно упрекнуть Секунда и его последователей, которые даже не пьют вина, или тем более последователя Валентина Птолемея? Его Послание к Флоре вполне этически выдержано и представляет собой замечательный образец морального наставления. В чём их-то упрекнуть?» (Афонасин).

По мнению Епифания, такие еретики – обманывали людей: они делали вид, что ведут воздержанный образ жизни.

Кто рассказал Епифанию, что гностики использовали сперму в своих ритуалах, говоря, что это плоть Христова?

«Гностические тексты, например, Пистис София (147; 251, 14-19) осуждают такое вульгарное понимание смысла "небесного семени". Здесь именем Иисуса осуждаются те, кто "смешивают сперму и менструальную кровь и едят её". Не мог ли Епифаний прочитать это и выдать желаемое за действительное?» (Афонасин).

Какие-то ненормальные люди смешивали и ели. Иисус осудил таких людей. «Фома сказал: "Мы слышали, что есть некоторые (люди) на земле, которые берут мужское семя и менструальную кровь женщины и добавляют их в чечевичную похлебку и едят это, приговаривая: "Мы веруем в Исава и Иакова. Достойно это или же нет?" Иисус... сказал Фоме: "Истинно говорю я: этот грех хуже всех грехов и всех преступлений"» («Пистис София», 147). Автор этих строк – гностик. Епифаний объявил, что это гностики смешивали и ели!

Епифаний не постеснялся поставить себя в один ряд с библейским Иосифом, братом Иуды, который был пращуром Иисуса Христа.

Бог помог Иосифу и Епифанию. Братья продали Иосифа в рабство в Египет. Епифаний добровольно приехал в Египет. Жена сановника Потифара пыталась соблазнить Иосифа. Женщины-гностики, – очаровательные внешне, безобразные внутри, – пытались соблазнить Епифания. Иосиф и Епифаний не соблазнились. Результат: Бог назначил Иосифа помощником фараона. А Епифания – епископом Саламина (Кипр).

Афанаситы не смогли уничтожить все книги гностиков.

Книга «Пистис София» написана на коптском языке, на котором разговаривали коренные жители Египта до завоевания этой страны арабами. Британский музей купил эту книгу у лондонского врача и библиофила А. Эскью в 1785 году. Как книга попала к Эскью – неизвестно. У селения Наг-Хаммади (Египет) были найдены в 1945 году гностическая библиотека. Сейчас эти книги хранятся в Каирском музее. Учёные предполагают, что библиотека была захоронена в 367 году – после того, как Афанасий Великий написал пасхальное послание, в котором осудил еретические книги. Епифаний, исполняя поручение Афанасия, разгромил гностиков в Египте. И в том же 367 году он стал епископом Саламина – по личному распоряжению Бога, как утверждают афанаситы.

Существовало много философских школ гностиков. «Гностические школы, говорит Ириней, "разрослись, как грибы"» (Афонасин). Учения гностиков разнились. Афанаситы уничтожили гностиков прежде, чем они успели привести своё учение к общим постулатам, как это сделали афанаситы на Вселенских соборах.

По мнению одного из исследователей библиотеки гностиков Фредерика Уиссе, «единственное, что объединяет трактаты из Наг-Хаммади – это аскетическая этика». Уиссе предположил, что гностики не были владельцами этой библиотеки. Владельцем библиотеки был некий учёный афанасит, который по какой-то причине интересовался гносисом. Аскетическая этика трактатов указывает на вкусы владельца, нежели доказывает, что Епифаний оболгал гностиков.

Не все исследователи согласны с Уиссе. «Между современными исследователями здесь разногласий и споров гораздо больше, нежели среди древних. Причём полемика ведётся иногда в духе лучших страниц Епифания» (Афонасин).

«О знаменитых мужах», 21.

«Панарион», 26: 1. Глава «О так называемых гностиках, шестой или двадцать шестой ереси». Т. 1. С. 151.

«Некто Керинф, наученный в Египте, учил, что мир сотворён не первым Богом, но силою, которая далеко отстоит от этого превысшего первого начала и ни чего не знает о всевышнем Боге»... Христос, сойдя на человека Иисуса, рассказал о «неведомом Отце» («Против ересей», 1: 26).

Перевод «Нового мира». Синодальный перевод: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал».

«О началах», 2: 9, 1. С. 157.

Ориген сослался на книгу «Премудрости Соломона», 11: 21.

«Панарион», 26: 17. Перевод Е. В. Афонасина. «Античный гностицизм. Фрагменты и свидетельства». С. 47.

Перевод Московской Духовной Академии: «...тогда же постарался указать их епископам того места, сделать известными скрытые в церкви имена, изгнать их из города человек до восьмидесяти имён, и очистить город от этих проросших в нём плевел и тернов» (Т. 1. С. 175-176).

Перевод А. Мома. http://apokrif.fullweb.ru/nag_hammadi/

«Кроме этих, от вышеупомянутых симониан произошло ещё множество гностиков, появившихся как грибы из земли» (Ириней, «Против ересей», 1: 29, 1).

Цитата из книги Е. В. Афонасина «Античный гностицизм. Фрагменты и свидетельства». С. 107.

Е. В. Афонасин сослался на книгу Wisse F. The Nag Hammedi Librari and the Heresiologists. – Vigiliae Christianae 25 (1971). P. 205-223.

Гностицизм как религия и философия

В настоящей работе мы намерены рассмотреть вопрос о том, чем в первую очередь является гностицизм