Обогнув справа новый кирпичный собор, построенный в 1907-1909 годах, мы останавливаемся в невольном изумлении перед странным и прекрасным, удивительным и наивным, единственным в своем роде зданием. Огромная луковичная глава и ее широкий тяжелый барабан как бы придавили и заставили раздаться в стороны и выгнуться приземистый куб храма с грузными апсидами. После белоснежных зданий Владимира XII века нас удивляет его серо-зеленоватый, серебристо-желтый цвет, словно века наложили свою суровую патину на его стены. После стройной декоративной системы Димитриевского собора нас поражает причудливый хаос скульптур. Стены как бы вымощены ими. Звери и чудища, святые и ангелы, обрывки фантастических каменных гирлянд, схваченных пастями львиных масок, и обломки тончайших узоров образуют загадочную мозаику. Она кажется гигантским каменным ребусом, напряженной тайной, властно приковывающей нашу мысль. Таковы первые впечатления, которые испытывает каждый, кто видит впервые Георгиевский собор

02 Небольшой владимирский городок Юрьев-Польской основал и назвал в свою честь в 1152 году князь Юрий Долгорукий. В XII—XIV веках Юрьев был центром небольшого удела, с 1212 года принадлежавшего князю Святославу Всеволодовичу, внуку Юрия Долгорукого. «Провинциальный» по меркам Владимиро-Суздальской Руси Юрьев не мог, конечно, сравниться по художественным богатствам с главными залесскими городами. Город обладает единственной жемчужиной древнерусского зодчества, но этот памятник оставляет далеко позади многие другие постройки. Речь идет о знаменитом Георгиевском соборе. Это, по словам Н.Н. Воронина, «странное и прекрасное, удивительное и наивное» сооружение является единственным в своем роде.

03 Считается, что Георгиевский собор стал памятником победы, одержанной в 1221 году князем Юрием Святославичем над волжскими булгарами. В ходе этого похода был основан Нижний Новгород.

04 На месте нынешнего Георгиевского собора еще в 1152 году Юрий Долгорукий выстроил небольшую белокаменную церковь, посвятив ее своему небесному покровителю Георгию Победоносцу. В 1230 году Святослав Всеволодович приказал разрушить дедовскую постройку, так как она «обветшала и поломалася», а на ее месте в 1230—1234 годах был построен Георгиевский собор, ставший вершиной владимиро-суздальского зодчества и последней белокаменной постройкой перед монголо-татарским нашествием.

05 Вершина — она и есть вершина. Ни до, ни после превзойти этот невиданный по красоте шедевр не удавалось никому, хотя попытки повторить его были. Так, первый московский Успенский собор, построенный в Кремле в 1326 году, являлся подражанием собору в Юрьеве-Польском. Но выстроить похожий храм было мало — не нашлось мастеров, способных хотя бы частично повторить тот белокаменный узор, который сплошным ковром покрывал стены Георгиевского храма сверху донизу!

06 О резьбе Георгиевского собора написано и сказано много. Достаточно отметить, что ее художественные мотивы до XIX—XX веков вдохновляли мастеров деревянной «глухой» резьбы, украшавшей и продолжающей украшать наличники и карнизы деревянных домов.

07...Причудливые изображения зверей, птиц, растений: львы с «процветшими» хвостами, гуси со сплетенными шеями. И все в строчку, как на расшитом полотенце, все нарядно, весело, празднично. Владимир Мономах, дед Андрея Боголюбского, в своем «Поучении» писал: «Зверье разноличнии, и птица, и рыбы украшено Твоим промыслом, Господи! Все же то дал Бог на угодье человеком, на снедь, на веселье». И это «зверье разноличное», и волшебные птицы, и фантастические существа — все, сотворенное Богом, славит Творца в искрящейся белокаменной резьбе Георгиевского собора.

08 Белокаменная резьба оплетает сплошным узором не только плоскости стен, но и все архитектурные детали — колонки, капители, аркатурный пояс, порталы. Фигуры людей, зверей и мифических чудовищ перемежаются с причудливым растительным орнаментом, в результате покрытый каменным кружевом собор превращается в высеченный из цельного камня затейливый фигурный блок. Все здание выглядит пышно и торжественно.

К сожалению, в своем первозданном виде собор до наших дней не дошел, и увидеть его изначальную красоту невозможно: в 1460-х годах верх собора обрушился. Больше всего пострадал южный фасад храма — он был разрушен почти целиком. Северный фасад оказался почти нетронутым. В 1471 году для восстановления собора из Москвы в Юрьев был направлен архитектор Василий Ермолин, первый русский мастер-реставратор, восстанавливавший церкви во Владимире. Перед Ермолиным лежала чрезвычайно трудная задача: ему надо было не просто воссоздать храм, а воссоздать его так, чтобы фигурные резные блоки снова образовали сплошной каменный узор, объединенный общим замыслом. И это с учетом того, что никаких рисунков и чертежей храма не было, а многие блоки в результате обвала были уничтожены!
.
Георгиевский собор. Реконструкция Д.П.Сухова

10 Фактически Ермолину предстояло разгадать «каменный кроссворд». Надо отдать должное мастеру — он сделал все, что мог. Он собрал и восстановил крупные фрагменты здания, в частности северный портал. Но, конечно, «собрать» собор в прежнем виде он не смог. В результате Ермолин облицевал фасады резными камнями в полном беспорядке, а часть резных блоков пустил на новую кладку
стен.

11 Василий Ермолин заново сложил своды храма, но достичь прежней горделивой торжественности собора ему не удалось. В своем нынешнем виде Георгиевский собор кажется массивным и грузным, как бы врастающим в землю. Огромная луковичная глава и широкий тяжелый барабан давят на и без того приземистый кубический объем храма. Несмотря на кажущуюся массивность, храм очень невелик и полностью сохраняет размеры первоначальной постройки 1152 года — времен Юрия Долгорукого.

12 На фоне причудливого и пышного растительного узора на стенах Георгиевского собора можно видеть маски воинов и дев, фигуры львов и кентавров, грифонов и сиринов. Среди каменных рельефов Георгиевского собора нашлось место и для портрета юрьевского князя Святослава Всеволодовича, в правление которого был сооружен собор. А на одном из камней обнаружена надпись «Баку(н)». Как полагают, Бакун (Аввакум) — имя мастера, главного скульптора собора, возглавлявшего бригаду резчиков.

13 Георгиевский собор — типично «княжеский» храм, и его белокаменные узоры только усиливают его «мирской» облик. Здесь нет той бесплотности, которая отличает храм Покрова на Нерли. Смысл резного убора Георгиевского собора перерастает границы религиозной и династической идеологии и распространяется на всю Владимирскую землю. Недаром в образах воинов многие исследователи видят портреты дружинников князя Святослава, в фольклорных фигурах сказочных чудищ — полуязыческое мироощущение народа, а пышный растительно-звериный узор, вероятно, призван символизировать богатство Руси Залесской. Образы Георгиевского собора в полной мере служат иллюстрацией созданному приблизительно в те же годы «Слову о погибели Русской земли»: «О светло-светлая и красно украшенная земля Русская...»

14 Уже древнерусских летописцев интересовал вопрос о том, кто создал Георгиевский собор. Один из них высказал мнение, что автором и строителем собора был сам князь Святослав Всеволодович. Современные исследователи склонны считать, что князь действительно принял большое участие в разработке замысла этого архитектурного шедевра.

15 В создании собора сыграл немалую роль и владимирский епископ Митрофан, заживо сожженный татарами в 1238 году в Успенском соборе Владимира. Митрофан был незаурядной личностью, человеком широкой культуры, умным политиком и покровителем искусств. Судя по всему, именно ему принадлежит разработка программы удивительной резьбы Георгиевского собора. В ее сюжетах обнаруживается отличное знание не только святоотеческой литературы, но и сочинений русских духовных писателей — «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слова на Вознесение» Кирилла Туровского и др.

16 Имеются сведения и о том, что к строительству храма «приложил руку» и мастер из Волжской Булгарии, хотя сам собор построен в полном соответствии с традициями владимиро-суздальского зодчества. Характерно, что подобный храм никак не мог возникнуть ранее, так как для этого у мастеров еще просто не хватало опыта. И только стремительный творческий рост русских зодчих и резчиков по камню, впитавших в себя опыт предшественников, лучшие образцы русского и зарубежного искусства, позволил создать каменную сказку Георгиевского собора в Юрьеве.

17 Тщательное изучение творческого почерка резчиков по камню позволило установить, что в создании белокаменной резьбы Георгиевского собора принимали участие две артели мастеров: одна, численностью 12 человек, вырезала фигуры-горельефы, а вторая, от 18 до 24 человек, выполнила растительный орнамент.

18 Георгиевский собор называют лебединой песней владимиро-суздальского зодчества. Через два года на Русь обрушились полчища Батыя, и эта песня оборвалась навсегда. И кто может сказать, каких бы еще вершин достигли владимирские мастера, если бы не пришла в те годы «беда от поганых»...

В Залесье была воссоздана основа русской государственности. И там же, во славу этой государственности, был создан один из самых прекрасных во всей средневековой Европе художественных ансамблей, в котором все три радующие глаз великие искусства - зодчество, живопись и ваяние - представлены прославленными шедеврами.

В краю лесов естественно расцвели деревянное зодчество и деревянная скульптура. От них ничего не осталось, но искусство древоделей вызывало восхищение современников.

Когда в 1160 г. пожар уничтожил ростовскую деревянную церковь, построенную в конце X в., летописец отмечал сокрушенно, что другой такой дивной церкви «не было ни будет».

И это искусство оказалось в конце концов сильнее пожаров, ибо оно ожило в белокаменном строительстве и в белокаменной резьбе Владимиро-Суздальской Руси. Не характерно ли, что еще в 70-х годах XII в., когда за владимирцами прочно укрепилась слава каменщиков, их по-старому называли в то же время и древоделями...

Мало что сохранилось от каменных построек Мономаха на северо-востоке. Самые ранние из дошедших до нас тамошних храмов были воздвигнуты при сыне его Юрии Долгоруком (основателе Москвы), который первым из суздальских князей стал добиваться преобладающего положения на Руси. Это - церковь св. Бориса и Глеба в селе Кидекше, в четырех километрах от Суздаля, и собор Спасо-Преображения в Переславле-Залесском.

Одноглавые четырехстолпные крестово-купольные храмы с тремя массивными абсидами и фасадами, широко расчлененными плоскими лопатками. Храмы-богатыри, столь типичные для русского зодчества середины XII в., но в самой своей грузности, приземистости выделяющиеся четкостью архитектурного замысла, могучей в своей простоте красотой. Стены лишены украшений, щелевидные окна - словно бойницы. Эти храмы выстроены в суровое время, когда тяжелая борьба за главенство еще не была завершена суздальскими владыками. Строг и прост храмовый интерьер. При Юрии церковь в Кидекше даже не была расписана и богослужение происходило в ней среди голых стен. Кидекшская церковь заслуживает нашего особого внимания. Это первая церковь, сложенная из белого камня (местного известняка), блоки которого идеально подогнаны друг к другу. От нее-то и пошло ослепительное белокаменное зодчество, что создало нынешнюю мировую славу Владимиру на Клязьме.

Церковь св. Бориса и Глеба в селе Кидекше. 1152 г.

В город этот, так названный в честь его основателя, Владимира Мономаха, перенес свою резиденцию сын Юрия Долгорукого от брака его с половецкой княжной - знаменитый Андрей Боголюбский.

То был крупный государственный деятель, отважный полководец и изворотливый дипломат. Летописец называет его «самовластием». И действительно, он пожелал властвовать безраздельно и над прочими русскими князьями, и в собственной вотчине. Опираясь на посадских людей, Андрей круто расправлялся со старой знатью, ростовскими и суздальскими боярами, противившимися его единодержавию. Твердо шел к намеченной цели. Суздальские войска, к которым присоединились князья, привлеченные Андреем на свою сторону, взяли приступом Киев и разграбили «матерь городов русских». По рассказу летописца, победители не пощадили ничего, ни храмов, ни жен, ни детей: «....был и тогда и Киеве на всех людях стон и туга, скорбь неутешная и слезы непрестанные». Но, взяв Киев своими полками, Андрей не поехал туда сесть на отцовский и дедовский престол. Пожелал править из Владимира. Историческая заслуга его заключается в том, что он мечом и хитроумной политикой приостановил распад Руси, понял значение Владимиро-Суздальской земли как нового центра ее объединения. И личностью, и своими делами он выражал свое время, тревожное и жестокое. Сумел воплотить и объединительные стремления народа. Кончил трагически, убитый в своем дворце в Боголюбове восставшими против него боярами. Но дело его не погибло.

Собор Спасо-Преображения в Переславле-Залесском. 1152 г.

А город Владимир, как и все княжество, стал при нем крупнейшим очагом русской культуры. По словам летописца, Андрей «сильно устроил» Владимир, привлек в него «купцов хитрых, ремесленников и рукодельников всяких».

То была твердыня, к которой с почтением относились другие европейские государи. И твердыня эта так чудесно украсилась, что и сейчас мы видим в ее памятниках одно из самых высоких достижений художественного гения нашего народа.

«Золотые ворота» во Владимере 1184 г.

В Лаврентьевской летописи читаем, что «приведе ему (Андрею Боголюбекому) бог из всех земель мастеры». Скорее всего, заезжие мастера прибыли из Галицкой Руси, игравшей важную роль в культурных связях Владимиро-Суздальской земли с Западом. Влияние царившего тогда в Западной Европе романского стиля, несомненно, сказалось на владимирском искусстве. Но этим не ограничиваются возможные сопоставления. В частности, истоки владимиро-суздальской храмовой пластики пытались отыскать не только в Киеве и Галиче, но и в Ассирии, Индии, Александрии, Малой Азии, Кавказе, Иране, равно как в Саксонии, Швабии, Северной Италии и Франции. Переплетение культур обнаруживается во всем мировом искусстве. Но точно ток же, как константинопольская София - шедевр византийского искусства (каковы бы ни были его истоки), а романские соборы - шедевры западноевропейского средневекового зодчества, такие памятники, как владимирский Успенский собор, церковь Покрова на Нерли и владимирский Дмитриевский собор, - величайшие шедевры русского искусства. Не найти им подобных в иных странах, ибо могли они возникнуть только на русской земле, олицетворяя тот идеал красоты, который сложился и достиг столь замечательного расцвета в тогдашнем главном центре этой земли. Ведь именно в этих памятниках раскрывается душа нашего народа в определенный период его исторического развития равно как сознание его национальной самобытности, любовь к своей земле, красоту которой они были призваны увенчать не только для своего времени, но и для всех последующих поколений русских людей, славя в ней красоту вселенной.

Успенский собор во Владимире. 1158-1161 гг. Расширен в 1185-1189 гг.

Перед памятниками Владимира и Суздаля русский человек той поры должен был испытывать волнение, просветлявшее его душу. Какая ясность и стройность и какая гармония с окружающим пейзажем!

Искусство как увенчание природы... Так ведь мыслил и древний грек, возносясь духом перед Парфеноном.

Мы вспомнили об Элладе не случайно. Не «мраком средневековья», а лучезарной, жизнерадостной красотой, преодолевшей архитектурную суровость предыдущих десятилетий, дышит искусство Владимиро-Суздальской Руси в пору расцвета.

Шедевры искусства создаются навечно. Владимир и Суздаль по праву занимают почетное место среди городов Европы, наиболее богатых художественными сокровищами мирового значения.

Как твердыня, высятся Золотые ворота Владимира (1164 г.), одновременно служившие городу и узлом обороны, и торжественным въездом. Их мощный белокаменный куб, прорезанный огромной аркой и высоко увенчанный златоглавой церковью, - замечательное сооружение крепостной архитектуры. А на противоположном конце города высились некогда столь же, вероятно, мощные и парадные Серебряные ворота.

Успенский собор (1158-1161 гг.) был воздвигнут в центре Владимира на высокой береговой круче, так, чтобы, видимый отовсюду, он гордо царил над городом и округой.

Величественный, все вокруг превосходящий и себе подчиняющий, как и держава князя Андрея!

В этом соборе, на постройку и украшение которого князь Андрей выделил десятую долю своих доходов, находилась величайшая русская святыня - икона Владимирской богома-тери, шедевр византийского искусства. Внутреннее убранство храма ослепительно сверкало золотом, серебром и драгоценными каменьями, что вызывало сравнение с легендарным библейским храмом царя Соломона. Суровая простота долгоруковских храмов отошла в прошлое. А через два с половиной века после постройки Успенского собора великий Рублев украсил его фресками, которые являют собой сияющую вершину древнерусской монументальной живописи.

Церковь Покрова на Нерли. 1165 г.

При Всеволоде, брате Андрея, прозванном Большое Гнездо, Владимиро-Суздальская Русь достигла наивысшего могущества. Автор «Слова о полку Игореве» так обращался к нему:

А ведь можешь ты Волгу
Веслами всю раскропить.
Дон шеломами
Вычерпать!

Зодчие князя Всеволода возвели вокруг одноглавого шестистолпного храма новые стены, увенчали их четырьмя главами и расчленили фасады на пять частей - прясел. Еще более величественным, со своим пирамидально нарастающим пятиглавием, в своей широко, но слитно и четко разросшейся белокаменности, стал этот храм, обретя подлинно классическую для русского зодчества могучую стать.

Мы говорили о переплетении культур, искусств.

Во всей русской поэзии, давшей миру столько непревзойденных шедевров, нет, быть может, памятника более лирического, чем церковь Покрова на Нерли, ибо этот архитектурный памятник воспринимается как поэма, запечатленная в камне. Поэма русской природы, тихой грусти и созерцания.

И кажется нам правдивым предание, что князь Андрей построил этот храм «на лугу», недалеко от своих боголюбовских палат после кончины любимого сына Изяслава - в память о нем и в умиротворение своей печали...

Водная гладь, заливные луга и, словно башня, словно свеча, сверкающий ослепительной белизной этот легкий одноглавый храм, так чудесно вырастающий над их простором во всем своем бесконечном изяществе, во всей своей чарующей ясности, лаконической красоте.

Да, это такое же совершенство, как классическая дорическая колонна, как самые высокие достижения архитектуры древней Эллады.

Обычного типа небольшой четырехстолпный храм, какие строились при Юрии Долгоруком. Но какое коренное различие! Вместо грузного, вкопанного в землю куба - устремленность ввысь в общем облике и чуть ли не в каждой детали. Удивительное преодоление тяжести камня, материи в сказочной летучести удлиненных форм, подчас создающее впечатление невесомости.

Дмитриевский собор во Владимире. 1194-1197 гг.

Арочный фриз и углубленные многоарочиые порталы - очевидно, романского происхождения, но какими массивными, даже тяжеловесными кажутся в сравнении с церковью Покрова на Нерли современные ей западноевропейские храмы!

В конце XVIII столетия из-за малой доходности для духовенства этой заброшенной тогда церкви игумен Боголюбова монастыря получил разрешение владимирского епископа разобрать ее, чтобы использовать материал для постройки монастырской колокольни. Церковь уцелела лишь потому, что заказчики и подрядчики не сошлись в цене.

При Всеволоде, чья слава и власть так поражали современников и перед которым, по слову летописца, трепетали все страны, «Суздальская область еще в начале XII в., захолустный северо-восточный угол Русской земли, в начале XIII в. является княжеством, решительно господствующим над остальной Русью» (В. О. Ключевский).

Построенный при нем Дмитриевский собор во Владимире (1194 - 1197 гг.) должен был олицетворять и эту славу, и эту власть. Летописец с гордостью отмечает, что к этому времени для строительства уже не «искали мастеров от немец».

Как и церковь Покрова на Нерли, Дмитриевский собор - одноглавый четырехстолпиый крестово-купольный храм. «Но как Покровская церковь отличалась от храмов Юрия, так и Дмитриевский собор был столь же глубоко отличен от церкви Покрова. Зодчими собора как бы руководило желание возвратить его массам тот спокойный, несколько тяжеловесный ритм и мощь, которые были столь типичны для храмов Юрия Долго-рукого... Однако при всем этом храм отнюдь не приземист и не грузен. В отличие от храмов Юрия, Дмитровский собор подчеркнуто величественен и по-своему строен; но это не утонченная женственная грация церкви Покрова на Нерли, а могучая, прекрасная слаженность и мужественная пропорциональность… Ни одна частность не нарушает величавого, медленного ритма княжеского собора» (Н.Н. Воронин).

Таково предельно точное определение архитектурного замысла Дмитриевского собора. И все, что тут сказано, объясняет то грандиозное впечатление, которое производит на нас этот храм. В той же степени, что и церковь на Нерли, Дмитриевский собор один из тех шедевров искусства, которые утверждают в нашем сознании веру в великие судьбы человеческого рода, ибо высшее благородство форм свидетельствует в искусстве о неиссякаемом величии человеческого духа.

Но не только благородство форм, не только идеальные пропорции храмового здания создают подлинную уникальность Дмитриевского собора. Мы глядим, глядим на его высокие стены и не можем наглядеться. Как чудесная сказка широко развертывается перед нами белокаменная резьба. Все, что на Руси было создано замечательного в скани, гравировке, эмали, басме рукописном орнаменте и особенно в деревянной резьбе, нашло свое отражение в изобразительных и декоративных мотивах этого шедевра владимирских каменосечцев.

«Храмы (Владимиро-Суздальской области) украшались с расчетом на то, что толпы толкущегося возле них в праздник народа найдут и время и охоту разобрать поучительные темы наружных украшений и воспользуются ими как наглядным наставлением и церковным обучением» (Н. П. Кондаков).

Все так, но вот мы, потомки тех русских людей, что толпились во времена князя Всеволода перед белокаменной роскошью воздвигнутого им собора, любуемся его резной поэмой с тем же, вероятно, что и они детски-радостным восхищением, вовсе не думая о ее назидательном смысле.

Во всем древнерусском искусстве монументальная пластика получила полное развитие только во Владимиро-Суздальском княжестве, при этом развитие исключительное по своим художественным достижениям. В основе этой пластики - древние традиции деревянной резьбы, восходящие к языческим временам. Народное начало, питавшее древнерусское искусство, тут проявилось особенно ярко в рельефе, сливающемся с архи-тектурой, дополняя ее и украшая. Любовь к природе, прославление ее красоты - вот что составляет истинное содержание этой замечательной декоративной скульптуры. Духовенство не могло этому воспротивиться: заказывая мастерам из народа назидательную композицию, оно неизбежно давало им возможность проявить в ней народную фантазию, жизнелюбивое народное мироощущение, без которых зачахло бы их вдохновение.

Каменная резьба украшает и церковь Покрова. Там, наверху каждого из трех фасадов, библейский царь Давид изображен с гусями среди львов, лишенных всякой свирепости и птиц внимающих его гласу. Но эта сцена, всем своим настроением перекликающаяся с архитектурой храма, не играет существенной роли в общем его облике: это всего лишь прекрасное его украшение. То же можно сказать и про рельефы боковых прясел.

Совсем иным выглядит резное убранство Дмитриевского собора. Оно занимает более половины стены, вьется по колоннам арочного пояса, поднимается, все заполняя, до закомар – полукруглых завершений фасадов, и затем все так же узорчато восходит по барабану. И так все стройно, так изящно распределено, так гармонично согласовано, ажурной вязью покрывая чуть ли не все здание, что кажется, будто перед нами драгоценный ларец, сработанный искуснейшим ювелиром по заказу сказочного великана.

Да, драгоценный ларец. Или - каменный ковер. Каменный узор - излюбленное древнерусское узорочье. Пышно расшитая ткань, отороченная кистями колончатого пояса...

Но не передать всего, что рождают память и воображение, когда смотришь издали на эту каменную поэму.

Радость для глаз - чистая, непосредственная, как бы торжествующая над всеми мирскими печалями.

«Чудным велми» показался Дмитриевский собор летописцу. Любо смотреть и вблизи на это узорочье. Несложны сюжеты рельефа. Тот же царь Давид-псалмопевец. Или же как полагал Н. П. Кондаков, за которым следует крупнейший современный знаток древнерусской каменной скульптуры Г. К. Вагнер, - сын царя Давида - мудрый Соломон, автор «Пяти тысяч песней». Александр Македонский, согласно средневековой легенде, возносящийся на небо. А вот и сам Всеволод Большое Гнездо на троне, с коленопреклоненными сыновьями. Обычное для всей тогдашней Европы возвеличение государевой власти, через церковь благословляемой богом.

Что нам до всего этого! Перед нами в стройном узорочье развертывается нечто совсем другое, куда более значительное и не стареющее.

Звери, птицы, растения в самом причудливом изображении: львы с «процветающими» хвостами, гуси со сплетенными шеями и т. д. И все в строчку, как на расшитом полотенце, при этом нарядно, весело, празднично.

Мономах, дед строителя этого храма, говорил в своем «Поучении»: «Зверье разноличнии, и птица, и рыбы украшено твоим промыслом, господи!.. Все же то дал бог на угодье человеком, на снедь, на веселье».

Именно на веселье. И оно так играет, так искрится в легкой резьбе, так славит вселенную, что правильно было сказано: тут уже обожествление самой твари, а не творца. И в этом - непреходящая значительность, сияющая красота скульптурного убранства Дмитриевского собора.

Что это - «звериный стиль», в основе своей восходящий к скифам, а от них к Передней Азии, к Ирану? Быть может, но ведь звери фигурируют в средневековом искусстве самых разных народов - от Китая до Скандинавии. Здесь же звериный мир показан в своем, русском, обличий, восходящем к древнеславянским мифам. Это - русское народное мироощущение, запечатленное в белом камне, искусство русских каменосечцев, в древоделии выработавших свои художёственные приемы и изощренную технику. Русская сказка в камне, исполненная живого трепетного ритма.

«Владимиро-Суздальская пластика занимает совсем особое место в истории средневековой скульптуры. Хотя в ее сложении сыграли свою роль восточные, византийские и западные элементы, тем не менее ни на Востоке, ни в Византии, ни на Западе мы не найдем ни одного памятника, который хотя бы в отдаленной степени повторял то, что было создано руками русских мастеров... И если романская скульптура на Западе стихийно развивалась в сторону обособления фигуры от стены... то на Руси художественная эволюция протекала в обратном направлении. Тяжелый высокий рельеф, таивший в себе возможность перерождения в круглую скульптуру, был переведен русскими мастерами на язык деревянной резьбы, а затем подчинен тому орнаментально-плоскостному началу, которое всегда так ценилось древнерусским художником... На Руси место статуй заступил плоско трактованный рельеф... И в руках древнерусских художников он сделался совершенным средством для выражения их мыслей и чувств» (В. Н. Лазарев).

Истинно народное творчество. И разве не показательно, что даже в близкие нам времена на крестьянских избах (особенно северных областей) встречались украшения, как по своим мотивам, так и по своему стилю напоминающие рельефы Дмитриевского собора?

В этом соборе русскими зодчими и ваятелями была достигнута удивительная согласованность скульптурного убранства с архитектурой. Декоративность рельефов не только не затемняет архитектурного замысла, но еще ярче, убедительнее выявляет замысел, так что весь собор - шедевр гармонии и меры. И потому его совершенство знаменует высшую ступень в развитии владимиро-суздальского строительного искусства.

В воздвигнутом несколько десятилетий спустя (1230 - 1234 гг.) Георгиевском соборе в Юрьеве-Польском, который можно назвать лебединой песней этого искусства, гармония уже нарушена. Тут узорочье, замечательное по своей изощренности и мастерству, стушевывает членения стены, приобретает самостоятельное значение, утверждает победу декоративного начала над архитектурным. А это нарушает художественное единство памятника.

1) Белокаменные храмы Владимира и его окрестностей, среди которых Успенский Собор, Дмитриевский Собор, Церковь Покрова на Нерли, занесены в список всемирного культурного наследия ЮНЕСКО, представляющие собой шедевр человеческого созидательного гения и значительного влияния христианства в архитектуре XII-XIII веков домонгольской Руси.
К подобных менее известным шедеврам белокаменного зодчества Владимиро-Суздальского княжества следует отнести и Георгиевский Собор в Юрьев-Польском 1230-1234 гг., возведённом прямо накануне похода Батыя на Северо-Восточную Русь в 1237-1238 гг.

2) Вторая половина XII в.-начало XIII вв. являлись временем расцвета Владимиро-Суздальского княжества,которое было одним из крупнейших феодальных образований северо-востока древней Руси. Формирование Владимиро-Суздальского зодчества началось во времена князя Юрия Долгорукого, строившим много крепостей, возможно, поэтому многие его церкви отвечают характеру крепостного зодчества. Его сын, Андрей Боголюбский, начинает большое строительство во Владимире, который он делает своей столицей, для чего, приглашает мастеров из разный земель Древней Руси и Западной Европы. Привлечение западноевропейских мастеров было демонстрацией отказа от киевских художественных традиций, стремясь превзойти "мать городов русских".
Юрьев-Польский находится в 65 км к северу от Владимира, который испытал столетием позже влияние масштабного каменного строительства в центре Владимиро-Суздальского княжества.

3) Соорудил этот крестово-купольный храм сын Всеволода Большое Гнездо, владимирский князь Святослав Всеволодович, которому впоследствии суждено было участвовать в проигранной битве на реке Сить в 1238 году во время Батыева нашествия. Князь Святослав при возведении храма участвовал как архитектор и руководитель строительной артели.

4) В 1326-1327 годах в Москве по образцу Георгиевского собора был построен Успенский собор, ставшим первым каменным храмом Москвы. В XV веке значительная часть здания обрушилась. Наверное, катастрофа случилась из-за сложной конструкции верха постройки: барабан её главы стоял не прямо на сводах, а на выложенных над сводами высоких арках. От этого церковь казалась ещё выше, а внутри всё её пространство словно собиралось вверх, к светоносному куполу. В 1471 году силами купца Василия Ермолина собор был восстановлен, но потерял первоначальные пропорции и стал значительно более приземистым.

5) Надо отдать Ермолину должное: он добросовестно пытался подобрать камни в прежнем порядке, но задача была почти невыполнимой. Ведь резьба сплошь покрывала Георгиевский собор, и счёт сюжетов шёл даже не на сотни, а на тысячи! Камни с искусно вырезанными на них рельефными изображениями людей, зверей, птиц и растений были выложены так, что составляли цельные картины.

6) Несколько слов относительно самого зарождения белокаменного зодчества в Киевской Руси. Христианство пришло на Русь из Византии, но там церковное строительство велось из плинфы или в смешанной технике - «opus mixtum» (облицованная кирпичом стена с промежуточными рядами из каменной кладки). Плинфяной либо смешанной была и строительная техника Киева, Новгорода, Пскова, Полоцка, Смоленска, Чернигова и всех остальных древнерусских земель, кроме Галицкой и Суздальской (в Галицком княжестве белокаменное строительство началось в 1110-1120-х годах, в Суздальском - в 1152 году). В домонгольское время 95% зданий Владимиро-Суздальской земли и 100 % зданий Галицко-Волынского княжества были построены из белого камня.

7) Согласно расчетам, проведённым искусствоведом, историком древнерусской архитектуры Сергеем Заграевским, белокаменное строительство было примерно в десять раз дороже плинфяного (за счёт несравненно более сложной добычи, транспортировки и обработки). Часто воспеваемый в популярной литературе белый цвет камня тоже не был его преимуществом: плинфяные стены оштукатуривались и белились, а белокаменные здания уже через несколько лет после постройки становились грязно-серыми от дыма печей и частых пожаров, и практика их очистки появилась только в XIX веке. Таким образом, белый камень как строительный материал проигрывал плинфе (и тем более кирпичу) по всем показателям.
Но в XII веке, когда на Руси началось белокаменное строительство, Византия уже была ослаблена и не являла собой сколь-нибудь значимой силы на международной арене. В Западной Европе строительство из различных сортов камня во времена романики и готики выражало государственную мощь и имперскую идеологию, из кирпича там строились лишь второстепенные постройки гражданского характера и храмы в небогатых окраинных регионах.
Непосредственным предшественником белокаменных храмов Древней Руси был романский собор в Шпейере - усыпальница императоров Священной Римской империи. Весьма вероятно, что там же проходили «стажировку» первые древнерусские мастера «каменных дел». Белокаменное строительство стало одной из основных составляющих процесса вхождения Древней Руси в число ведущих европейских держав, - процесса, надолго прерванного татаро-монгольским нашествием.

8) Характерно, что и в тяжёлые времена монгольского ига древнерусские строители не перешли на дешевую и надежную плинфу, а продолжали строить исключительно «по-европейски» - в белом камне. По мнению Сергея Заграевского, это стало одним из факторов, позволивших Владимиро-Суздальскому великому княжеству, оказавшемуся под монгольским игом, не потерять своей национальной культуры и самостоятельности и возродиться уже под новым именем - Московской Руси

9)

10) В конце XV века, когда мастера западноевропейского Ренессанса полностью перешли на гораздо более надежное, дешевое и практичное кирпичное строительство, выражение государственной мощи и имперской идеологии в камне потеряло смысл. Тогда и на Руси произошёл повсеместный переход на кирпич. Последним крупным древнерусским белокаменным храмом был Успенский собор в Москве (1475-1479 годы). В дальнейшем белокаменные храмы на Руси продолжали строиться, но лишь эпизодически и преимущественно вблизи каменоломен. Но широкое использование белого камня не прекратилось, так как из него повсеместно строили фундаменты, подклеты и вытесывали элементы архитектурного декора.

11)

12)

13)

14)