Великий немецкий философ Фридрих Ницше родился 15 сентября 1844 года в местечке Рексен близ городка Лютцена в семье протестантского пастора. Когда маленькому Фрицу исполнилось пять лет, отец умер, оставив сына на попечение фанатично верующей матери. В семье царила ревностная религиозность, что уже в подростковом возрасте вызывало у мальчика протест. Так, одиннадцати лет от роду он отказался идти к мессе.

Видя строптивый характер сына, мать поспешила удалить его от семьи, отдав учиться в гимназию в городе Наумбурге. Затем Ницше продолжил обучение в знаменитом в Германии интернате «Врата учения», где показал блестящий ум и способности к гуманитарным наукам. Он легко справлялся с древними языками и интересовался литературой.

В 1864 году Ницше поступил на обучение в Боннский университет, а оттуда перевелся в Лейпциг, где окончил обучение, получив диплом специалиста по классической филологии. В 1869 году будущий философ получил должность профессора в Базельском университете, где работал до 1879 года. В 1889 году Ницше тяжело заболел (как говорят исследователи, болезнь его унаследована от отца). Умер философ в 1900 году.

Все творчество Ницше принято разделять на четыре этапа, каждый из которых имеет свои особенности. Так, первый этап творчества характеризуется интересом к филологии, эстетике, творчеству философа-иррационалиста Шопенгауэра и дружбой с великим немецким композитором-неоромантиком Рихардом Вагнером. К этому периоду относятся такие труды Ницше, как «Рождение трагедии из духа музыки», «Философия в трагическую эпоху», «Несвоевременные размышления».

Второй период творчества Ницше наступил после разрыва с Вагнером и охарактеризовался началом критики философского наследия. К нему относятся работы «Человеческое, слишком человеческое», «Утренняя заря», «Веселая наука».

Третий период – это расцвет философского гения Ницше, на протяжении которого он создал наиболее известные свои произведения: «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «К генеалогии морали», «Антихрист».

И в четвертый период, непосредственно предшествующий болезни, им написаны работы «Сумерки идолов» и «Esse homo».

Когда речь заходит о творчестве Ницше, первое, о чем мы вспоминаем, – это сверхчеловек, с которым связаны нацистские проповеди превосходства арийской расы и мечты о «высоких, стройных и белокурых» людях, наполняющих собой города всей земли. Однако на поверку оказывается, что первоначально идея о сверхчеловеке представляла собой нечто иное, и лишь позднее была извращена идеологами фашизма.

Идея о сверхчеловеке закономерно родилась в тот момент, когда философия стояла на распутье, не зная, куда двигаться дальше. До этого момента считали, что любой индивид может бесконечно совершенствоваться и развиваться, что он добр и справедлив по своей природе – и рано или поздно достигнет предела всех совершенств. Однако в XIX веке философы пришли к выводу, что это вовсе не так и что человек принципиально несовершенен, ничтожен, неразвит. Как раз на волне подобных упадочнических настроений и появилось учение Ницше о сверхчеловеке.

Первое, о чем он поспешил заявить, – это смерть Бога. Не стоит понимать данную фразу буквально. Речь в ней идет не о факте смерти, а о том, что на момент, когда Ницше писал свою книгу, размышления о Боге были практически уже невозможны (то есть умер философский бог, бог метафизики, равняясь на которого, человек стремился к совершенству). Что же пришло на смену несуществующему уже божеству? Конечно же, это не мог быть просто человек, так как он – всего лишь недоразвитое животное. Новым Богом могло стать только существо, действительно наделенное совершенством, то есть сверхчеловек.

На вопрос, что такое сверхчеловек у Ницше, довольно просто ответить, опираясь на книгу «Так говорил Заратустра». Именно в ней философ поместил свое учение о существе, призванном служить образцом для подражания и целью развития всех простых людей. Сверхчеловек – это существо, разум которого настолько совершенен, что позволяет управлять телом и волей. Это существо, презирающее мир простых людей и уходящее от него в горы, чтобы достичь предельного совершенства мыслей и поступков.

Образцом такого сверхчеловека Ницше считает древнего персидского пророка и основателя религии зороастризма Заратустру, который и становится главным героем книги. Философ рекомендует всем, кто решил подняться над обыденностью и превзойти свою ущербную человеческую природу, равняться на великого пророка и совершить скачок через пропасть, отделяющую просто человека от сверхчеловека.

Для того чтобы стать сверхчеловеком, необходимо изменить свое мировоззрение, посмотреть вокруг себя и увидеть, что мир людей достоин только презрения. Удалившись от этого мира, будущий сверхчеловек сосредоточивается на себе, на своих мыслях. Его дух проходит три этапа развития:

1) «верблюд» – человек, нагруженный традициями и установками культуры и традициями предыдущих поколений;

2) «лев» – человек, отрицающий себя как «верблюда», то есть отказывающийся абсолютно от всего того, от чего он зависит;

3) «ребенок» – человек, открытый для всего нового, чистый лист, сам создающий себе законы и управляющий своей волей.

Основной характеристикой сверхчеловека является наличие у него воли к власти. Воля к власти представляет собой стремление к тому, чтобы быть выше всех, быть самым лучшим, возвыситься благодаря своему уму и талантам и властвовать ущербными людьми. Воля к власти управляет миром и заставляет в борьбе доказывать свою силу и право на существование. Однако воля к власти – это не естественный отбор, о котором говорил Дарвин. Путем естественного отбора выживают только приспособленцы, то есть не всегда самые сильные и талантливые. Напротив, это могут быть самые слабые особи, наделенные хитростью. Ницше же проповедует не хитрость и изворотливость, а настоящую мощь разума и несгибаемую волю, редкостную личность, способную на подвиги.

Для того, чтобы показать, как важно воспитывать силу воли и насколько опасна жалость к слабым, таящим коварство, Ницше критикует христианство. В книге «Антихрист» он пишет о том, что эта религия проповедует жалость к слабым и немощным, настаивает на том, что только безвольные и бесхарактерные люди, во всем полагающиеся на Бога, являются праведными. Философ считает, что это в корне неверно.

На самом деле, жалость к слабым и стремление походить на них, передоверяя выбор собственной судьбы на волю Бога, грозит отсутствием воли и декадансом, то есть упадком и вырождением настоящего человека. Вместо этого Ницше советует держаться здорового эгоизма и воспитывать в себе самодостаточность, предоставляя каждому выживать самостоятельно.

Известно, что знаменитый немецкий философ Ницше страдал неизлечимым заболеванием головного мозга. Год от года приступы болезни становились настолько сильными, что продолжались по нескольку дней, делая мыслителя неспособным видеть свет, есть, разговаривать. После одного из подобных приступов Ницше, уже будучи зрелым человеком, потерял рассудок.

Фридрих Ницше «ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА»

Когда Ницше было четыре года, его отец умер от заболевания мозга, а через шесть месяцев умер его двухлетний брат Джозеф. Таким образом, Ницше в очень юном и впечатлительном возрасте познал трагедию смерти, а также неопределенность и очевидную несправедливость жизни. Позже его книги будут содержать многие отрывки, посвященные смерти. Например: «Давайте остерегаться говорить о том, что смерть – это противоположность жизни. Жизнь – это всего лишь прототип того, что уже мертво; и это очень редкий прототип» .

После этих событий его воспитывали, как единственного мужчину в семье, состоящей из его матери Франциски, сестры Элизабет, двух незамужних теток и бабушки – до тех пор, пока в 14 лет он не поступил в Шульфорте, самый известный протестантский интернат.

Здесь его ожидало несколько знаменательных событий: он познакомился с литературой древних греков и римлян, с музыкой Рихарда Вагнера; написал несколько «музыкальных произведений, которые со всем приличием можно было исполнять в церкви» ; был воцерковлен в 17-летнем возрасте; прочитал скандальный труд Давида Штрауса «Жизнь Иисуса», оказавший на него глубочайшее влияние.

Преподавательская карьера

В 19 лет Ницше поступил в Боннский университет на факультет теологии и классической филологии (изучение на основании древних письменных текстов). Проучившись один семестр, он бросил теологию и утратил всю имевшуюся у него веру. Он перешел в Лейпцигский университет, где заслужил репутацию в академических кругах, опубликовав статьи, посвященные Аристотелю и другим греческим философам.

В возрасте 21 года он прочитал произведение Артура Шопенгауэра «Мир как воля и представление». Один из комментаторов пишет: «Всесильного, всезнающего и благого Бога, управляющего вселенной, Шопенгауэр заменил слепым, бесцельным и фактически бесчувственным энергетическим побуждением, которое он смог описать всего лишь как «слепую и совершенную «волю» .

К этому времени уже прошло шесть лет с первой публикации книги Дарвина «О происхождении видов » на английском языке, и пять лет с момента ее первой публикации на немецком языке. К 23 годам Ницше вступил в армию на один год. Однажды, пытаясь вскочить , он получил серьезную травму груди и стал непригоден к армейской службе. Он вернулся в Лейпцигский университет, где познакомился с известным оперным композитором Рихардом Вагнером, чьей музыкой он долгое время восхищался. Вагнер разделил его увлечение Шопэнгауэром. Он был бывшим студентом Лейпцигского университета, а по возрасту годился Ницше в отцы. Таким образом, Вагнер стал для Фридриха почти что отцом. Впоследствии эту роль занял плод воображения Ницше – сверхчеловек (нем. Übermensch ) - сверхсильный не только в физическом, но и во всех других отношениях, воображаемый индивидуум с собственной моралью, который превозмог всех, вытеснил Бога и стал выражением противления миру.

В 1869 Ницше отказался от прусского гражданства, не взяв взамен никакого другого. Официально на протяжении оставшихся 31 года своей жизни он оставался человеком, лишенным гражданства. В тот год, в невероятно молодом возрасте 24 лет, Ницше был назначен профессором классической филологии в Швейцарском университете в г. Базель, и занимал эту должность на протяжении десяти лет. Во время франко-прусской войны 1870-71 г.г. он три месяца служил санитаром в госпитале, где воочию видел травматические последствия сражений, а также дифтерии и дизентерии. Эти сражения имели для него и другие последствия. Доктор Джон Фиггис пишет: «Однажды, оказывая помощь больным, и находясь в исступлении от сострадания, он мельком бросил взгляд на табун прусских лошадей, шумно сходящих с холма в селение. Их великолепие, сила, бравада и мощь сразу же поразили его. Он понял, что страдания и сострадание не были, как он считал ранее на манер Шопенгауэра, самыми глубокими переживаниями в жизни. Сила и власть были намного выше этой боли, и сама боль становилась не важной – в этом была реальность. И жизнь стала казаться ему борьбой за власть» .

Последние годы жизни, сумасшествие и смерть

В 1879 году в возрасте 34-х лет он уволился с работы в университете г. Базель из-за ухудшения состояния здоровья, после трех дней непрекращающейся мигрени, проблем со зрением, из-за которых он стал близок к слепоте, сильнейшей рвоты и неослабевающей боли. Из-за болезни Ницше часто ездил в места с полезными для его здоровья климатическими условиями. С 1879 по 1888 год он получал небольшую пенсию от Базельского университета, и это позволяло ему вести скромную бродячую жизнь в качестве независимого писателя без гражданства в разных городах Швеции, Германии, Италии и Франции. За это время он написал свои полу-философские антирелигиозные труды, которые принесли ему славу (или дурную славу), в том числе книги «Веселая наука » (1882, 1887), «Так говорил Заратустра » (1883–85), «Антихрист » (1888), «Сумерки идолов » (1888), и свою автобиографию под названием «Ecce Homo »(эта книга, которая также называется «Как становятся самим собой» была написана в 1888 году, но издана лишь посмертно, в 1908 году, его сестрой Элизабет).

В возрасте 44-х лет Ницше жил в Турине. Рассказывают, что однажды он увидел, как кучер избивает лошадь, и обвил ее руками, чтобы защитить от побоев. Затем он упал на землю, и с этого момента последующие одиннадцать лет находился в состоянии помешательства, из-за которого не мог связно говорить и писать до самой смерти в 1900 году. Биограф Ницше по фамилии Кауфман описывает эти события так: «Он упал прямо на улице, а после этого собрал остаток здравого ума, чтобы написать несколько сумасшедших, но в то же время прекрасных писем, а затем его рассудок покрыла тьма, загасив весь его пыл и разум. Он полностью перегорел» . Современные медицинские диагнозы, описывающие причину его помешательства, весьма разнообразны. Ницше был похоронен в семейной гробнице рядом с церковью в Реккене.

Боль неразделенной любви

Во время своего визита в Рим в 1882 году, Ницше, которому на тот момент было 37 лет, познакомился с Лу фон Саломе (Луизой Густавовной Саломе), русской студенткой, изучавшей философию и теологию (в будущем помощницей Фрейда). Их познакомил общий друг, Пауль Реё. Она провела с Ницше все лето, в основном в сопровождении его сестры, Елизабет. Позже Саломе заявляла, что и Ницше и Реё поочередно делали ей предложение (хотя эти заявления ставятся под сомнение).

В последующие месяцы отношения между Ницше и Саломе ухудшились, к его огромному разочарованию. Он писал ей о «ситуации, в которую я попал, приняв непомерную дозу опиума – от отчаяния» . А своему другу, Овербеку, он писал: «Этот последний кусок, откушенный от жизни – самый трудный из всех, которые мне доводилось жевать…Я раздавлен колесом своих собственных чувств. Если бы я только мог заснуть! Но самые сильные дозы опиатов спасают меня лишь на шесть-восемь часов… У меня есть самая прекрасная возможность доказать, что «любой опыт может быть полезен…»

Кауфман комментирует: «Любой опыт действительно был полезен для Ницше. Он перенес свои страдания в книги позднего периода - «Так говорил Заратустра » и «Ecce Homo » .

«Так говорил Заратустра » - самое знаменитое произведение Ницше. Это философский роман, в котором вымышленный пророк, назвавшийся именем Заратустры (персидского основателя религии зороастризма в 6 веке до н.э.) являет миру идеи самого Ницше.

В своей автобиографии, книге «Как становятся самим собой», Ницше пишет: «Я не сказал здесь ни слова из того, что я сказал еще пять лет назад устами Заратустры» . Среди этих идей - мысль о том, что «Бог мертв», идея «вечного повторения» (т.е. мысль о том, что происходившее будет до бесконечности происходить снова), и идея «воли к власти». В оригинале Ницше использовал стиль изложения, напоминающий библейский, чтобы провозгласить свое противление христианской морали и традициям со многими богохульными словами в адрес Бога.

Ницше и «смерть Бога»

Заявления Ницше о смерти Бога в самой полной форме встречаются в виде анекдота или притчи в книге «Веселая наука»:

«Безумный человек.

Слышали ли вы о том безумном человеке, который в светлый полдень зажег фонарь, выбежал на рынок и все время кричал: “Я ищу Бога! Я ищу Бога!” Поскольку там собрались как раз многие из тех, кто не верил в Бога, вокруг него раздался хохот. Он что, пропал? – сказал один. Он заблудился, как ребенок, - сказал другой. Или спрятался? Боится ли он нас? Пустился ли он в плавание? Эмигрировал? – так кричали и смеялись они вперемешку. Тогда безумец вбежал в толпу и пронзил их своим взглядом. “Где Бог? – воскликнул он. – Я хочу сказать вам это! Мы его убили – вы и я! Мы все его убийцы! Но как мы сделали это?... Боги истлевают! Бог умер! Бог не воскреснет! И мы его убили! Как утешимся мы, убийцы из убийц! Самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами – кто смоет с нас эту кровь? … Разве величие этого дела не слишком велико для нас? Не должны ли мы сами обратиться в богов, чтобы оказаться достойными его? иногда не было совершено дела более великого, и кто родится после нас, будет, благодаря этому деянию, принадлежать к истории высшей, чем вся прежняя история!” – Здесь замолчал безумный человек и снова стал глядеть на своих слушателей; молчали и они, удивленно глядя на него. Наконец, он бросил свой фонарь на землю, так что тот разбился вдребезги и погас. “Я пришел слишком рано, - сказал он тогда, - мой час еще не пробил. Это чудовищное событие еще в пути и идет к нам – весть о нем не дошла еще до человеческих ушей. Молнии и грому нужно время, свету звезд нужно время, деяниям нужно время, после того как они уже совершены, чтобы их увидели и услышали. Это деяние пока еще дальше от вас, чем самые отдаленные светила, - и все-таки вы совершили его !»

Не удивительно, что этот отрывок породил огромное количество споров о том, что имел в виду Ницше, написав эти строки. Здесь он говорит не о смерти Христа, Второй ипостаси Троицы, на кресте. Подобное заявление было истинным на протяжении тех трех дней, пока Христос находился в гробнице, но продолжение этих рассуждений были навсегда опровергнуты воскресением Христа из мертвых.

Кое-кто называл слова Ницше о том, что «Бог мертв», словами «сумасшедшего». Однако Ницше использовал этот термин много раз, произнося их собственным голосом, а не голосом сумасшедшего. В разделе 108 той же «Веселой науки» Ницше писал:

«Новые схватки . После того как Будда умер, в течение столетий показывали еще его тень в одной пещере – чудовищную страшную тень. Бог мертв: но такова природа людей, что еще тысячелетиями, возможно, будут существовать пещеры, в которых показывают его тень. – И мы – мы должны победить еще и его тень!»

А в 343 разделе «Веселой науки» Ницше объясняет, что он имел в виду: «Величайшее из новых событий – что “Бог умер” и что вера в христианского Бога стала чем-то не заслуживающим доверия – начинает уже бросать на Европу свои первые тени» .

Фактически, Ницше верит в то, что Бог никогда и не существовал. Это его реакция на концепцию Бога, как «единственную, абсолютную и осуждающую власть, интересующуюся скрытыми и непристойными личными секретами» . Но здесь возникает еще одна проблема. Если Бог мертв, то кто теперь спасет нас? Ницше предлагает решение, состоящее из трех элементов. В книге «Сумерки идолов» он пишет:

Преподаватель философии Гайлз Фрейзер пишет: «Борьба, которую ведет Ницше, - это не борьба атеизма с христианством; это, как он недвусмысленно пишет, борьба Диониса с Распятым. Здесь все дело в духовном превосходстве веры Ницше над христианством. Это, в отличие от мнения, которое с готовностью принимают комментаторы, не борьба против веры, а борьба между верами, или, скорее, сражение между конкурирующими сотериологиями» .

Ницше против книги Бытия

В своей книге «Антихрист» Ницше изливает целый поток оскорблений на Бога и на историю о сотворении, грехопадении и Потопе времен Ноя, изложенную в книге Бытия:

«Поняли ли собственно знаменитую историю, которая помещена в начале Библии, - историю об адском страхе Бога перед наукой ?.. Её не поняли. Эта жреческая книга par excellence начинается, как и следовало ожидать, великим внутренним затруднением жреца: он имеет только одну великую опасность, следовательно , Бог имеет только одну великую опасность. Ветхий Бог, «дух» всецело, настоящий верховный жрец, истинное совершенство, прогуливается в своём саду: беда только, что он скучает. Против скуки даже и боги борются тщетно. Что же он делает? Он изобретает человека: человек занимателен... Но что это? и человек также скучает. Безгранично милосердие Божье к тому единственному бедствию, от которого не свободен ни один рай: Бог тотчас же создал ещё и других животных. Первый промах Бога: человек не нашёл животных занимательными, - он возгосподствовал над ними, он не пожелал быть «животным». - Вследствие этого Бог создал женщину. И действительно, со скукой было покончено, - но с другим ещё нет! Женщина была вторым промахом Бога. - «Женщина по своему существу змея, Heva», - это знает всякий жрец; «от женщины происходит в мире всякое несчастье», - это также знает всякий жрец. «Следовательно , от неё идёт и наука»... Только через женщину человек научился вкушать от древа познания. - Что же случилось? Ветхого Бога охватил адский страх. Сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нём себе соперника: наука делает равным Богу, - приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку! - Мораль : наука есть нечто запрещённое само по себе, она одна запрещена. Наука - это первый грех, зерно всех грехов, первородный грех. Только это одно и есть мораль . - «Ты не должен познавать»; остальное всё вытекает из этого. - Адский страх не препятствует Богу быть благоразумным. Как защищаться от науки? - это сделалось надолго его главной проблемой. Ответ: прочь человека из рая! Счастье, праздность наводит на мысли - все мысли суть скверные мысли... Человек не должен думать. - И «жрец в себе» изобретает нужду, смерть, беременность с её опасностью для жизни, всякого рода бедствия, старость, тяготу жизни, а прежде всего болезнь - все верные средства в борьбе с наукой! Нужда не позволяет человеку думать... И всё-таки! ужасно! Дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов, - что делать? - Ветхий Бог изобретает войну , он разъединяет народы, он делает так, что люди взаимно истребляют друг друга (- жрецам всегда была необходима война...). Война наряду с другим - великая помеха науке! - Невероятно! Познание, эмансипация от жреца даже возрастает, несмотря на войну. - И вот последнее решение приходит ветхому Богу: человек познал науку, - ничто не помогает, нужно его утопить !»

Первой реакцией любого будет вопрос: «Как человек, пребывающий в здравом уме, мог написать такую околесицу? И, наверное, самым милосердным ответом будет то, что эти бессмысленные оскробления были предзнаменованием сумасшествия Ницше, которым он страдал в последние 11 лет своей жизни.

Ницше против Дарвина

В книге «Так говорил Заратустра », Ницше являет миру своего сверхчеловека, выражаясь эволюционными словами своего пророка:

«Я учу вас о Сверхчеловеке… Вы совершили путь от червя до человека, но многое еще в вас – от червя. Когда-то были вы обезьянами, и даже теперь человек больше обезьяна, нежели иная из обезьян».

Однако, вопреки ожиданиям, Ницше, будучи явным эволюционистом, противостоял Дарвину и дарвинизму. Если и было учение, к которому он в незначительной степени склонялся, то это была теория Ламарка о наследовании приобретенных характеристик. На самом же деле у Ницше была своя собственная теория для объяснения эволюции. Он называл ее «волей к власти», что на самом деле было волей к превосходству.

Важным фактором для Ницше было не количество потомков, произведенных какой-либо особью или видом, как для Дарвина, а качество этих потомков. И дарвинизм не являлся основой и даже не оказывал влияния на это мировоззрение. Ницше говорил о том, что Дарвин ошибается в четырех фундаментальных аспектах своей теории.

1. Ницше ставил под сомнение механизм образования новых органов в ходе небольших изменений, потому что понимал, что наполовину сформированный орган не имеет совершенно никакой ценности для выживания.

В своей книге «Воля к власти » он писал:

«Против дарвинизма. Полезность органа не объясняет его происхождения, напротив! Ведь в течение того весьма продолжительного времени, которое нужно для возникновения известного свойства, это последнее не сохраняет индивида и не приносит ему пользы, а всего менее в борьбе с внешними обстоятельствами и врагами».

2. Ницше ставил под сомнение мировоззрение Дарвина о естественном отборе, поскольку в реальной жизни он видел, что выживают скорее слабые, нежели сильные.

В книге «Сумерки идолов» он писал:

«Анти-Дарвин. Что касается знаменитой «борьбы за существование », то она кажется мне, однако, более плодом утверждения, нежели доказательства. Она происходит, но как исключение; общий вид жизни есть не нужда, не голод, а, напротив, богатство, изобилие, даже абсурдная расточительность, - где борются, там борются за власть ... Не следует смешивать Мальтуса с природой. - Но положим, что существует эта борьба - и в самом деле, она происходит, - в таком случае она, к сожалению, кончается обратно тому, как желает школа Дарвина, как, быть может, мы смели бы желать вместе с нею: именно неблагоприятно для сильных, для привилегированных, для счастливых исключений. Роды не возрастают в совершенстве: слабые постоянно вновь становятся господами над сильными, - это происходит оттого, что их великое множество, что они также умнее ... Дарвин забыл про ум (- это по-английски!), у слабых больше ума ... Надо нуждаться в уме, чтобы приобрести ум, - его теряют, когда он становится более ненужным. Кто обладает силой, тот отрекается от ума (- «проваливай себе! - думают нынче в Германии, - империя должна все-таки у нас остаться»...). Как видите, я понимаю под умом осторожность, терпение, хитрость, притворство, великое самообладание и все, что является притворством (к последнему относится бо льшая часть так называемой добродетели)».

3. Ницше ставил под сомнение и теорию полового отбора Дарвина, поскольку не наблюдал, что он действительно имеет место в природе.

В книге «Воля к власти » под заголовком «Анти-Дарвин» он написал:

«Значение отбора наиболее красивых было в такой мере преувеличено, что он оказался перешедшим далеко за пределы красоты нашей собственной расы! Фактически красивейшее существо спаривается часто с весьма обездоленными созданиями, высшее с низшим. Почти всегда мы видим, что самцы и самки сближаются благодаря какой-нибудь случайной встрече, не проявляя при этом особой разборчивости».

4. Ницше утверждал, что переходных форм не существует.

В том же разделе под названием «Анти-Дарвин» он пишет:

«Не существует никаких переходных форм. Утверждают, что развитие существ идет вперед, но для утверждения этого нет никаких оснований. У каждого типа есть своя граница - за ее пределами нет развития. А до тех пор - абсолютная правильность».

Затем Ницше предлагает нашему вниманию еще одну пространную главу, снова же под названием «Анти-Дарвин »:

«Анти-Дарвин . Что меня всего более поражает, когда я мысленно окидываю взором великое прошлое человека, это то, что я вижу всегда в нем обратное тому, что видит в настоящее время Дарвин с его школой или желает видеть, т.е. отбор в пользу более сильных, удачников, прогресс вида. Как раз противоположное бросается в глаза: вымирание счастливых комбинаций, бесполезность типов высшего порядка, неизбежность господства средних, даже ниже средних типов. До тех пор, пока нам не укажут, почему человек должен представлять среди других творений исключение, я склонен к предположению, что школа Дарвина ошибается во всех своих утверждениях. Та воля к власти, в которой я вижу последнее основание и сущность всякого изменения, дает нам в руки средство понять, почему отбор не происходит в сторону исключений и счастливых случаев, наиболее сильные и счастливые оказываются слишком слабыми, когда им противостоят организованные стадные инстинкты, боязливость слабых, численное превосходство. Общая картина мира ценностей, как она мне представляется, показывает, что в области высших ценностей, которые в наше время повешены над человечеством, преобладание принадлежит не счастливым комбинациям, отборным типам, а напротив - типам декаданса, - и, может быть, нет ничего более интересного в мире, чем это неутешительное зрелище… Я вижу всех философов, я вижу науку на коленях пред фактом извращенной борьбы за существование, которой учит школа Дарвина, а именно: я вижу всюду, что остаются на поверхности, переживают те, которые компрометируют жизнь, ценность жизни. Ошибка школы Дарвина приняла для меня форму проблемы - до какой степени нужно быть слепым, чтобы именно здесь не видеть истины? Что виды являются носителями прогресса, это самое неразумное в мире утверждение - они представляют пока только известный уровень. Что высшие организмы развились из низших - это не удостоверено до сих пор ни единым фактом».

Об этом дохочиво пишет Кауфманн: « [Ницше] имеет в виду своих «удачливых предшественников» Сократа или Цезаря, Леонардо или Гете: людей, чья власть дает им преимущество в любой «схватке за существование», людей, которые пусть даже и пережили Моцарта, Китса или Шелли, не оставили после себя детей или наследников. Однако именно эти люди представляют собой «власть», которой жаждут все люди. Ведь основным инстинктом, по словам Ницше, является не их стремление сохранить жизнь, но стремление к власти. И должно быть очевидно, как далеко отстоят друг от друга «власть» Ницше от «приспособляемости» Дарвина» .

В свете вышеизложенного, не удивительно, что в своей книге «Ecce Homo » Ницше называет «быками» ученых, которые считают, что сверхчеловек – это продукт эволюции Дарвина.

Ницше, конечно же, был философом, а не ученым, и он не объясняет тонкостей того, как «воля к власти» работает в эволюционном сценарии – кроме того, что высшие индивидуумы всегда имели и будут иметь власть восстать над своими современниками в их путешествии от обезьяны в прошлом к высоко эволюционировавшему сверхчеловеку в будущем.

Это привело к тому, что некоторые современные комментаторы изо всех сил пытаются примерить Ницше и Дарвина, например в таких книгах, как «Новый Дарвинизм Ницше » Джона Ричардсона.

Ницше, Дарвин и Гитлер

Ницше, возможно, и не мог предвидеть событий двадцатого века, но главным современным примером его «сверхчеловека», сильной личностью, жившей по законам своей собственной морали, стал Адольф Гитлер. Гитлер принял как «науку» Дарвина, так и философию Ницше. Для него понятие Дарвина о том, что сильные доминируют над слабыми, было величайшим благом. В то же время он считал себя сверхчеловеком, согласно философии Ницше, и применял идею Ницше о высших индивидуумах, чтобы убедить немецкую нацию в том, что они – «высшая раса». Гитлер довел идеи обоих о морали до логического заключения, что привело к разграблению Европы и убийству более шести миллионов невинных людей во времена холокоста.

Что мотивировало Ницше?

В своей автобиографической книге «Ecce Homo », Ницше не оставляет нам сомнений относительно собственного самовосприятия и относительно его книг.

Название для своей книги «Ecce Homo» (что означает «Се, человек!»), он взял из описания Иисуса Христа Пилатом в Евангелии от Иоанна 19:5. Четыре главы, составляющие книгу, носят такие названия: «Почему я так мудр», «Почему я так умен», «Почему я пишу такие хорошие книги» и «Почему я судьба». В главе под названием «Почему я так мудр» он написал:

«Я по-своему воинственен… Задача не в том, чтобы преодолеть сопротивление вообще, но такое, на которое нужно затратить всю свою силу, ловкость и умение владеть оружием, – сопротивление равного противника…»

Итак, в «равные» себе противники Ницше избрал ни кого-нибудь, а самого Всемогущего Бога! Сравните с этим первое искушение Евы сатаной в Эдемском саду – змей обещал Еве, что они станут «как боги» (Бытие 3:5). В этом «соревновании» Ницше выступает бок-о-бок с Дионисом. Он писал: «Я ученик философа Диониса: я бы предпочел быть сатиром, чем святым» . На самом деле, Дионис был не философом, а греческим богом вина, вдохновителем ритуального сумасшествия, экстаза и оргиатических излишеств. Дионис является воплощением всего того, что апостол Павел называет «грешной природой»:

«Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, (соблазны), ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное. Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют» (Галатам 5:19–21).

Такое самоотождествление с Дионисом дает Ницше право называть себя первым имморалистом и лежит в основе, а также является итогом всей его анти-божественно, анти-христианской теологии морали. Самое последнее предложение книги «Ecce Homo » звучит так: «Поняли ли меня? – Дионис против Распятого …» .

Мы знаем, что его разум был наполнен работами таких атеистов и скептиков, как Штраусс и Шопэнгауэр. Он также говорит о том, что у него нет «приятных воспоминаний о детстве или юности». Кое-кто предполагает, что гнев Ницше, направленный против христианства, передает подавляемые с детства бессознательные ощущения по отношению к «благожелательным» незамужним теткам и другим женщинам, жившим с ним. Один комментатор заходит насколько далеко, что пишет: «Нам только следует заменить словосочетания «мои тетки» или «моя семья» словом «христианство», и его гневные нападки прояснятся» .

В одной из глав книги Ecce Homo под названием «Почему я так умен», Ницше пишет:

«От меня совершенно ускользнуло, как я мог бы быть «грешным». Точно так же у меня нет надежного критерия для того, что такое угрызение совести. … «Бог», «бессмертие души», «спасение», «потустороннее» – сплошь понятия, которым я никогда не дарил ни внимания, ни времени, даже ребенком, – быть может, я никогда не был достаточно ребенком для этого? – Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие: он подразумевается у меня инстинктивно. Я слишком любопытен, слишком неочевиден , слишком азартен, чтобы позволить себе ответ грубый, как кулак. Бог и есть грубый, как кулак, ответ, неделикатность по отношению к нам, мыслителям, – в сущности, даже просто грубый, как кулак, запрет для нас: нечего вам думать!..»

Неужели в юном возрасте Ницше никто не объяснял, что мир перестал быть таким, каким Бог создал его изначально, что грех вошел в мир, и что мир был проклят, что Бог, Великий Судья, которого Ницше так ненавидел из-за того, что был Ему подотчетен, еще и любящий Бог, пославший Своего Сына, Господа Иисуса Христа, чтобы умереть на кресте и воскреснуть, чтобы Он смог простить нам наши грехи?

Однако в своей работе «Антихрист», а также во многих других книгах, Ницше демонстрирует, что он был хорошо знаком со всеми этими концепциями, однако рьяно отвергал их. Многие люди пытались противостоять концепции будущего осуждения, например, заявляя, что нет абсолютного добра и зла. Ницше же придерживался более кардинального подхода: он провозгласил смерть Судии!

Заключение

В последней главе книги «Ecce Homo », Ницше достигает кульминации в своих гневных излияниях против «Бога», «истины», «христианской морали», «спасения души», «греха», и т.д. Он подытоживает все это в своей кричащей кульминации: «Поняли ли меня? – Дионис против Распятого …».

Однако минуточку, Ницше, в «равные» себе оппоненты ты избрал Всемогущего Бога! Может показаться, что свой последний удар против Бога ты провалил своим крайним почтением ко Христу, (сам того не желая?) признав, что Он, Распятый, является Всемогущим Богом.

Ницше грозил Богу кулаком, но сам Ницше теперь мертв, а Бог – нет. Поэтому последнее слово остается за Богом.

«Сказал безумец в сердце своем: `нет Бога"». (Псалом 14:1).

«Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для нас, спасаемых, -- сила Божия. Ибо написано: погублю мудрость мудрецов, и разум разумных отвергну». (1 Коринфянам 1:18–19)

Популярность Ницше

Работы Ницше не обрели широкой популярности среди его современников. Первое издание книги «Так говорил Заратустра » было издано тиражом всего в 400 экземпляров. Однако после его смерти, когда мир захлестнула волна эволюционного атеизма в 20 веке, он стал одним из самых читаемых философов благодаря тому, что его книги были переведены на многие языки и многие авторы ссылались на них для своей собственной славы. Современные политические лидеры заявляли о том, что читали его труды - среди них Муссолини, Шарль де Голь, Теодор Рузвезльт и Ричард Никсон.

В «Энциклопедии Британника » сказано следующее: «Ассоциации с Адольфом Гитлером и фашизмом, которые возникают у нас в связи с именем Ницше, в основном обязаны тем, как воспользовалась его трудами его сестра Элизабет, которая вышла замуж за одного из лидеров антисемитского движения. Несмотря на то, что Ницше был пылким противником национализма, антисемитизма и силовой политики, его имя впоследствии использовалось фашистами для пропогандирования таких идей, которые были ему противны».

Во время первой мировой войны германское правительство издало книгу «Так говорил Заратустра» тиражом в 1 150 000 экземпляров, и их выдавали немецким солдатам вместе с Евангелием от Иоанна. «Энциклопедия Британника » с оттенком легкой иронии комментирует эту ситуацию так: «Трудно сказать, кто из авторов был более скомпрометирован подобным жестом».

Ссылки и примечания

1. Ницше тщательно писал свои работы в виде пронумерованных разделов (иногда эти разделы пронумерованы на протяжении всей книги, иногда по главам) и благодаря этому любую цитату можно легко найти в любом переводе и любом издании по номеру раздела. В данной статье мы прибегнем к этой практике, цитируя работы Ницше.

Многие из исследователей и мыслителей говорят о времени, начинающемся с конца двадцатого века, как о начале новой или, по крайней мере, как о конце и упадке старой эпохи в истории развития западной культуры. Действительно, за два прошедших столетия произошли огромные изменения практически во всех сферах культуры: многие из представлений, веками фундировавших и определявших мышление европейского человека, подверглись радикальной переоценке, рухнули многие из мировоззренческих, моральных, религиозных, нравственных и социальных твердынь, на которых покоилась Западная цивилизация. В течение двадцатого века не раз провозглашались самые различные "упадки", "концы" и "смерти": "конец метафизики", "конец философии", "смерть Автора", "смерть субъекта", "смерть человека" и т. д. Взгляд на современность, как на один из переломных исторических моментов, стал для нас привычным и, даже, обыденным. Однако, при всем при этом, мы всё ещё не имеем чёткого представления об истоках и причинах происходящих вокруг нас перемен.

В данном контексте весьма актуальной становится задача поиска некой модели, которая дала бы нам возможность представить все произошедшие в лоне Европейской культуры изменения в качестве следствий и проявлений некого единого события. Автор данной работы полагает, что в качестве такой модели возможно использовать идею смерти Бога Ницше. Основанием для этого предположения служит факт наличия следующих феноменов в контексте культуры XX века: во-первых, кризис христианства, тотальная утрата веры, распад духовности и девальвация "старых" ценностей; во-вторых, трансформации данной идеи в творчестве таких мыслителей, сыгравших решающую роль в формировании духовной ситуации XX века, как М. Хайдеггер, Ж. Делёз, М. Фуко; наконец, возникновение в наше время так называемой "теологии смерти Бога".

Глава 1.
Общая характеристика идеи смерти Бога Ницше

По-видимому, творчество ни одного из мыслителей не вызывало столько споров, кривотолков и заблуждений как наследие Ницше. И "винить" в этом следует не столько Фёрстер-Ницше, фашистских идеологов или каких-либо других "искажателей", сколько самого философа. Произведения, книги, стиль мышления и письма служат, наверное, лучшей иллюстрацией мировоззрения апологета становления, фрагментарности и многообразия "точек зрения", критика Тождества и Единства. Афоризм, как основное средство выражения, "подразумевающий новую концепцию философии, новый образ и мыслителя, и мысли" и относящийся к систематизированному мышлению "как векториальная геометрия к метрической, как лабиринт к стрелке с надписью "выход"", превращает прочтение в "палеонтологию мысли, где по одному найденному "зубу" приходится на свой страх и риск воссоздавать неведомое целое" [там же].

Если к этому добавить так же целую вереницу масок и галерею персонажей (романтик-пессимист, вагнерианец, скептик-позитивист, нигилист, Антихрист, Заратустра, Ариадна, Дионис, Распятый и, наконец, "болезнь как точка зрения на здоровье" и "здоровье как точка зрения на болезнь") через которых доносит до читателей свою философию и за которыми одновременно скрывается Ницше, то неудивительным и даже закономерным становится то многообразие недоразумений и ошибок, которое складывается вокруг основных идей Ницше, к числу которых принадлежат и его слова о смерти Бога.

И действительно, трудно избежать неверных толкований там, где вместо столь "естественной" для европейской философии некой целостной концепции с системой аргументации и доказательств мы имеем дело лишь с несколькими разбросанными по всему творчеству мыслителя аллегорическими афоризмами, говорящих о том, что Бог мертв.

Недоразумения возникают уже в самом начале при попытке отнести Ницше к тому или иному лагерю, "оценить провозвестие о "смерти Бога" с диаметрально противоположных, но мировозренчески стабильных позиций […] ортодоксального христианства и столь же ортодоксального атеизма" . Понятно, что для христианина речь здесь может идти только об атеизме, но с другой стороны трудно будет найти или хотя бы представить себе атеиста, способного принять такой атеизм.

Источником подобных недоразумений, по-видимому, служит как раз то, что мы стремимся увидеть в словах о смерти Бога личную позицию Ницше, и забываем напутствие Хайдеггера: "необходимо читать Ницше, непрестанно вопрошая историю Запада" . В таком "историческом" ракурсе тезис "Бог мертв" оказывается уже не точкой зрения мыслителя в вопросе религии, а попыткой указать на некое пороговое состояние, на некий переломный момент в судьбах Запада. Слова "Бог мертв" "оказываются здесь лишь диагнозом и прогнозом", "стрелкой сейсмографа, фиксирующей глубинную ситуацию эпохи[…]" . Таким образом, "атеизм" Ницше особого рода, это не просвещенческая прихоть, и не "научное" убеждение, он не имеет ничего общего со "свободомыслием наших господ физиологов и естествоиспытателей", отвергающих Бога на том основании, что его никак не удаётся обнаружить в пробирке. Если всё же попытаться дать какое-то название позиции Ницше, то его следовало бы, по-видимому, назвать "без-божником": чутким ухом уловив основную мелодию своей эпохи, он попытался "вблизи увидеть роковое, больше того, пережить его на себе" , осуществить акт "самоидентификации, добровольного усвоения болезни". Для правильного понимания Ницше мы должны иметь в виду его глубокую личную вовлеченность в этот вопрос, стремление не обсуждать и оценивать открывшуюся ему реальность с точки зрения бытийствующих норм и критериев (ибо, напротив, именно эта реальность и задаёт нормы и критерии), а принять её такой, какова она есть, и практически, опытно, на себе и собой, испытать её. Для Ницше вообще было характерно пристрастно-личное отношение ко всем важнейшим проблемам своего времени: "он целиком отдал себя на съедение грызущей тревоге за судьбу человека и его бытия: что будет с ним завтра, уже сегодня? [...]Он присматривался к величайшим людям своего времени, и его поражала их спокойная невозмутимость и уверенность в себе: значит, казалось ему, они не проникли в суть дела, не ощутили неумолимого хода современной истории. Конечно, они не могли не замечать происходящего. Они нередко предвидели и грядущее, но они не пропускали то чудовищное, что видели, внутрь себя, не проникались им до костей..."

Однако, если Ницше выражает не своё личное мнение, а говорит от имени некой исторической реальности, и его слова должны затрагивать всю европейскую культуру, то почему же и в наше время многие остаются верующими, многие в своей жизни продолжают уповать на христианского Бога? Может, пророчество Ницше оказалось ложным, может, не было никакого переломного момента?

На подобные возражения можно ответить указанием на то, что "событие" смерти Бога имеет совсем иные масштабы, чем просто одно-два столетия: с одной стороны, "слова Ницше нарекают судьбу Запада в течении двух тысячелетий его истории", и, с другой, стороны "само событие слишком ещё велико, слишком недоступно восприятию большинства, чтобы и сами слухи о нём можно было считать дошедшими - не говоря о том, сколь не многие ведают ещё, что, собственно, тут произошло…". Иными словами, мы принадлежим лишь только к началу эпохи, пронизанной и определяемой этим "событием". "Не исключено, что в этого Бога ещё долго будут верить и считать его мир "действительным", "действенным" и "определяющим". Это похоже на то явление, когда свет тысячелетиями назад погасшей звезды ещё виден, но при всем своём свечении оказывается чистой "видимостью"". И все же, отныне история Запада будет определяться, по мнению Ницше, медленным, но неуклонным движением по пути всё более и более ясного осознания смерти Бога. Возможно, что такие явления двадцатого века, как кризис христианства и тотальная утрата веры это всего лишь первые симптомы этого осознания.

К тому же идея смерти Бога Ницше не сводится просто к кризису религии. Уникальность позиции философа, огромная важность его творчества для понимания современной культуры и ожидающих её судеб заключается в том, что он попытался, со свойственным ему радикализмом, осмыслить все возможные последствия отказа от идеи Бога. И потому это событие глазами его первооткрывателя намного масштабнее, чем сложившиеся о нём представления не только во временном, но и в "пространственном" измерении, в смысле количества сфер культуры, затронутых им: "[…] с погребением этой веры должно рухнуть все воздвигнутое на ней, опиравшееся на неё, вросшее в неё […] предстоит длительное изобилие обвалов, разрушений, погибелей, крахов…". Таким образом, речь у Ницше идёт о переоценке и переосмыслении всех ценностей, всех мировоззренческих установок Запада, в той или иной мере связанных с идеей Бога.

В первую очередь, столь фундаментальное событие, как смерть Бога, должно затронуть наиболее универсальное из мировоззренческих учений - метафизику. Если вспомнить, что христианство Ницше рассматривал как "платонизм для народа" [см. напр.: 10,с.58], а ""Бог" здесь одновременно служит ведущим представлением для "сверхчувственного" вообще и его различных истолкований, для "идеалов" и "норм", для "принципов " и "правил", для "целей" и "ценностей", которые учреждены "над" сущим, чтобы придать сущему в целом цель, порядок и - как вкратце говорят - "смысл"", то смерть Бога оказывается неразрывно связанной с крушением бинарной диспозиции потустороннего и посюстороннего, материального и идеального, созданной Платоном и на протяжении тысячелетий фундировавшей, определявшей и довлевшей над мышлением западного человека. То, что для Ницше слова "Бог мертв" означают, помимо всего прочего, так же и высвобождение наших представлений о сущем из-под гнёта метафизического учения Платона, доказывает постоянное присутствие тематики "помрачения и солнечного затмения" во всех фрагментах, посвященных этому событию. Так, например, в одном из самых известных - "Безумный человек" автор вопрошает устами провозвестника смерти Бога: "Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта? Что сделали мы, оторвав эту землю от ее солнца?" [там же,с.446]. Если вспомнить притчу Платона, где Солнце выступало метафорой для сферы сверхчувственного, идеального - сферы, образовывавшей и ограничивавшей "горизонт" мышления западного человека лишь внутри "света", которого сущее могло быть доступно взору, таким, каким оно "выглядит", то есть таким, каков его "вид" (идея), - то смерть Бога, действительно, предстаёт, как "стирание краски со всего горизонта", ибо отныне "сфера сверхчувственного уже не стоит над головами людей как задающий меру свет".

Одновременно с этим смерть Бога выступает для Ницше открытием нового горизонта - "горизонта бесконечного", как самая широкая открытость, какую мы только можем пережить. "Мир ещё раз стал для нас бесконечным", ибо исчезает замыкавшая и ограничивавшая его сфера сверхчувственного, ибо становление и многообразие высвобождаются из-под владычества "Единого" и "Бытия", смерть Бога делает невозможной стратегию сведения всего мирового разнообразия к единому верховному принципу и открывает всю разнородность и плюрализм Вселенной. "Бытие и Единое не просто теряют свой смысл, они приобретают иной смысл, новый. Ибо отныне Единым зовется многообразие как таковое (осколки и части), становление зовётся Бытием […] утверждается единство многообразия, Бытие становления"

Мир ещё раз стал для нас бесконечным так же потому, что отныне он предстаёт пред нами как царство случая и случайности, как "божественный стол для божественных игральных костей",вмещающий в себя бесконечное разнообразие возможностей. Со смертью Божественного Логоса, сотворившего мироздание "по своему образу и подобию", неизбежно терпит крах ещё один фундаментальный для метафизики и европейской культуры постулат, провозглашающий тождество Бытия и мышления. "Обезбоженная" Вселенная, освобожденная от диктата подчинения цели, от "вечного паука-разума и паутины его" , выступает во всей свой чуждости "Истине", "логичности", "упорядоченности", каким бы то ни было универсальным причинно-следственным закономерностям, во всей свой "извечной хаотичности". Бытие представляет собой отныне бесконечное разнообразие саморазвивающихся частиц и осколков, имеющих свои уникальные пути, не сводимые к единой линейной истории и незамкнутые "высшим и единственным Пределом".

Но, в первую очередь, "мир ещё раз стал для нас бесконечным, поскольку мы не в силах отмести возможности того, что он заключает в себе бесконечные интерпретации": смерть Бога означает утрату веры в саму возможность построение единой и систематичной концептуальной модели мира, радикальный отказ от претензии на всеобъемлющее описание и объяснение, ибо исчез источник универсальной генерализирующей интерпретации Универсума. Открывается возможность бесконечного разнообразия толкований бытия с самых различных точек зрения и позиций, одинаково правомерных и не сводимых к одной. Если использовать терминологию постмодерниской философии, то смерть Бога является, по сути, "смертью Автора" "произведения" - мира, смысл которого отныне порождается любым из его "читателей", и любое из "прочтений" которого отныне является легитимным.

Радикальное изменение наших представлений о мире после смерти Бога предполагает трансформацию методов и идеалов его познания. Многообразие и становление требуют не поисков "Абсолютной Истины", а истолкования и оценки: истолкования всегда закрепляющего лишь частичный и фрагментарный "смысл" за неким явлением и оценки определяющей иерархическую "ценность" смыслов, не умаляя и не упраздняя при этом их разнообразия.

Отказ от идеи "взгляда со стороны Бога", то есть от "опыта сверх-исторического наблюдения, от взгляда-над-или-поверх, от взгляда, который невозмутимо возносится и парит над Прошлым", предполагает отказ от определяемого ею идеала "незаинтересованного созерцания", нейтрального взгляда в котором "должны быть парализованы, должны отсутствовать активные и интерпретирующие силы, только и делающие зрение". Взамен старой гносеологии Ницше предлагает свою концепцию "перспективизма": каждая потребность, влечение, каждое "за" и "против" является новой перспективой, новой точкой зрения, и чем большему количеству аффектов предоставим мы слово в обсуждении какого-либо предмета, тем более полным окажется наше представление о нем, наша объективность. Место абсолютного, парящего-над, незаинтересованного, безмятежного "глаза без взгляда" занимает взгляд, как подвижный центр пластических сил, интерпретирующих бытие, для которого основным элементом различения является воля к власти.

Смерть Бога, как абсолютного субъекта и абсолютного разума, на идею которого ранее опирался и, в сущности, дублировал его свойства конечный субъект, должна привести к тому, что в человеке, с одной стороны преодолевается его раздвоенность на "тело" и "душу", "материальное" и "духовное", но при этом, с другой стороны, происходит расщепление индивидуального "Я" - то, что будет позже названо в постмодерниской философии "смертью субъекта". В ситуации смерти Бога становится невозможной многовековая стратегия подавления в человеке одних его свойств ("телесного", "природного"), рассмотрения их как "не истинно человеческих", за счет вынесения других в сферу внеприродного Бытия. "Иное" в человеке - "Само", бессознательное - вырывается из-под господства человеческого разума. После смерти Бога становится очевидной вся зависимость "Я" от этой сферы, и тем самым выявляется его многомерность, разрушается миф о его монолитности. Вместе с христианством должна исчезнуть также "роковая атомистика, которой успешнее всего и дольше всего учило христианство, атомистика душ", душа должна отныне рассматриваться как "множественность субъекта" и "общественный строй аффектов и инстинктов" [там же].

Но смерть Бога означает не только "смерть субъекта", должен "умереть" и сам человек. Если перестаёт существовать нормативный и идеальный образец человека, исчезает идея его вечной и неизменной природы, то человек оказывается подвластным эволюции, может быть рассмотрен как "то, что должно превзойти". "[...] Ницше достиг той точки, где человек и Бог сопринадлежат друг другу, где смерть Бога - синоним исчезновения человека и где обещанное пришествие сверхчеловека означает с самого начала и, прежде всего неминуемость смерти человека.".

К сожалению, рамки данной работы и её задачи не позволяют нам детально рассмотреть ключевые темы современной философии, однако можно заметить, что её основные идеи, такие как "постметафизическое мышление", "ацентризм", "смерть Автора", "смерь субъекта", "смерть человека", её критика бинаризма и логоцентризма, являются, по сути, продолжением ницшевской идеи смерти Бога.

Итак, слова Ницше о смерти Бога, являются не выражением личных убеждений мыслителя, а попыткой дать название некому увиденному в глубине европейской культуры историческому событию, властно проникающему в прошедшие и определяющему нынешний и последующие века, которое должно привести к радикальным изменениям наших представлений о мире, о способах его познания и о человеке.

Глава 2.

Основные причины и последствия события "смерти Бога" в контексте европейской культуры

"Бог умер" - случилось невероятное и непредставимое, но вся чудовищность этого события нам ещё не до конца ясна, ибо Бог не просто "удалился из своего живого присутствия",а был убит, убит людьми: "мы его убили, […] самое святое и могущественное Существо, какое только было в мире, истекло кровью под нашими ножами".

Но как это стало возможно? "Но как мы сделали это? Как удалось нам выпить море? Кто дал нам губку, чтобы стереть краску со всего горизонта?" [там же]. Ответ, по мнению Ницше, заключён в самом христианстве, в самой европейской морали, смерть Бога является до "конца продуманной логикой наших великих ценностей и идеалов", европейская культура уже "с давних пор движется в какой то пытке напряжения, растущей из столетия в столетие к катастрофе" [там же, с.35]. Бог умер потому, что мы, сегодняшние, убили его, предав забвению, но, с другой стороны, "сама необходимость приложила здесь руку к делу" [там же], так как неизбежность этого события была предопределенна в самом начале европейской истории. Что же в истории Запада, по мнению Ницше, предопределило смерть Бога? Чтобы ответить на этот вопрос мы должны понять специфику ницшевского взгляда на историю.

Мировая история, по мнению Ницше, представляет собой извечный дуализм, антагонизм и противоборство двух типов сил - "активного" и "реактивного". Первые являются силами творческими, созидающими, творящими, утверждающими отличие и жизнь. В то время как для вторых первичными оказываются отрицание, сопротивление всему отличному, стремление к ограничению, подавлению всего другого. Активные постоянно самоутверждаются за счет преобразования окружающего, реактивные способны лишь отвечать и реагировать на внешние импульсы.

Этим двум типам сил соответствуют две разновидности морали - "мораль господ" и "мораль рабов". Однако мы исказим смысл, который вкладывал Ницше в понятия "господин" и "раб", если предположим, что критерием для их различения выступают отношения "господства" и "власти", ибо таковой является способность к порождению новых ценностей и оценок - Will zu Macht (где "Macht" следует переводить не как "власть", а как "способность к самоосуществлению, к самореализации, к творчеству"). "Господин" устанавливает и созидает ценности, "раб" же вынужден их принимать: хочет ли он сохранить или же ниспровергнуть "господские" ценности, все равно "раб" направляет свою силу на уже созданное, и в том и в другом случае он лишь реагирует на жизнь, вместо того, чтобы творить самому.

"Мораль господ" создаётся как утверждение и благодарный гимн жизни, жизни в её многообразии.

"Мораль рабов" возникает, когда затаенная злоба, ненависть, мстительность и зависть, проистекающее из бессилия и униженности, - чувство ressentiment раба становится творческой силой, порождающей свои ценности. Она начинается с отрицания, "с самого начала говорит Нет "внешнему", "иному", "несобственному"" и лишь позже создаёт некое подобие утверждения, утверждая общеобязательные, "абсолютные" и "единственно истинные" ценности, отягощающие и обесценивающие жизнь.

История христианства и западной культуры, если их рассматривать сквозь призму ницшевского учения о двух типах сил и двух типах морали, оказывается историей воссторжествования отрицания и "реактивного" человека.

Уже в иудаизме и платонизме - исторических истоках христианства - отрицание и чувство ressentiment играют решающую роль. Иудаизм, по мнению Ницше, будучи поставленным перед вопросом быть или не быть, предпочёл быть "какой бы то ни было ценой", и такой ценой оказалось "сознательное извращение своей природы" [там же]: отрицание жизни, утверждение всех упаднических, декадентских инстинктов. Иудаизм удалил из понятия о божестве "все предпосылки возрастающей жизни, всё сильное, смелое, повеливающее, гордое" [там же].

Платонизм, со своей стороны, предав забвению досократическое единство мысли и жизни, расколол человека на две части, заставил мысль обуздывать и калечить жизнь, соизмеряя и ограничивая её в соответствии с "высшими ценностями". Начиная с Платона, мысль становится отрицающей, а жизнь обесценивается, сводится ко всё более болезненным формам. Философ, законодатель и творец новых ценностей и перспектив, превращается в послушника и стража уже существующих.

Платонизм расколол на две части не только человека, но и весь мир, повсюду осуждая и обесценивая одну ради другой. "Посюсторонний" мир лишается своих смысла, красоты, истинности, так как они отныне могут принадлежать только "потустороннему"; многообразие и становление осуждаются во имя "Бытия" и "Единого".

Христианство, с одной стороны, являясь "последним логическим выводом иудаизма", с другой стороны, вбирает в себя концепцию двух миров Платона. Оно продолжает и усиливает тенденцию мироотрицания своих предшествиников.

Христианский Бог, повинуясь творческой силе ressentiment"а, превращается в придирчивого "судью" и "воздоятеля", "вырождается в противоречие с жизнью" [там же,c.312]. По сути, с христианства, превратившего Бога в "обожествленное "Ничто"" [там же], начинается его "убивание".

Казалось бы, смерть Бога должна освободить, наконец, жизнь из-под гнёта отрицающих её ценностей, ознаменовать победу "активных" сил над "реактивными". Однако этого не происходит.

Бог умер, но осталось пустующее место его пребывания - сверхчувственный мир, остались прежними направленность и критерии полагания, определение сути ценностей. Авторитет Бога и авторитет церкви исчезают, но на их место заступают авторитет совести и разума, "божественные" ценностей заменяются "человеческими, слишком человеческими". Потустороннее вечное блаженство превращается в земное счастье для большинства. Место бога заменяют "Прогресс", "Отечество" и "Государство". На смену старому христианскому человеку приходит "самое презренное существо" - "последний человек" . Он по-прежнему продолжает взваливать на себя бремя ценностей, отрицающих, калечащих жизнь, однако теперь он подспудно осознаёт всю их ничтожность, и потому в нём нет уже "хаоса, способного родить танцующею звезду" [там же, с.12], в нём нет уже никаких устремлений, он стремится лишь к "своему маленькому удовольствицу" [там же].

"Всеобщий прогресс" и "Государство" не способны по-настоящему заменить Бога, не в силах скрыть людей от надвигающегося Ничто, и потому они пытаются забыться в суетной деловитости, в погоне за прибылью и острыми ощущениями. Но крушение всех прежних ценностей неизбежно…

Когда западный человек окончательно осознает, что потусторонний мир идеалов мертв и безжизнен, то в европейской культуре должен будет наступить этап "нигилизма". Ибо люди не имея возможности найти сверхчувственную сферу в мире - сферы куда они помещали его смысл, истинность, красоту и ценность - осудят его, как лишенный вообще какого бы то ни было смысла, цели и ценности: "реальность становления признаётся единственной реальностью и воспрещаются всякого рода окольные пути к скрытым мирам и ложным божествам - но, с другой стороны, этот мир, отрицать который более не хотят, становится невыносимым".

Но эпоха нигилистического кризиса, по мнению Ницше, не только таит в себе величайшую опасность, но и величайшую возможность нашего времени. Ибо после распада прежних ценностей и критериев для их полагания действительность, реальный мир, конечно, обесцениваются, но при этом не исчезают, а впервые только и достигают значимости. Человек должен осознать истинный источник ценностей - собственную волю к власти, отвергнуть и разрушить само "место" прежних ценностей - "верх", "высоту", "запредельность" - и создать новые жизнеутверждающие, возвеличивающие человека: "наверное, человек оттуда и начнет подниматься всё выше и выше, где он перестанет изливаться в Бога".

Таким образом, причины смерти Бога, по мнению Ницше, кроются в самом христианстве, в прежних "высших" ценностях, которые были порождением "реактивных" сил и чувства ressentimet. После смерти Бога европейская культура попытается поместить на его место человеческие ценности "Прогресса", "Государства" и т.п. Однако крушение всех прежних ценностей является неизбежным и после него должен наступить этап "европейского нигилизма". Данный этап приведёт к исчезновению прежних целей и смыслов мира, созданных на основе представлений о сверхчувственной сфере, возвышающейся над ним, но, одновременно с этим, откроется возможность для нового истинного полагания ценностей.

Библиография.

1. Делез Ж. Ницше. СПб.: Axioma, 1997.186 с.

2. Делез Ж. Тайна Ариадны // Вопросы философии. 1993. № 4. С.48-54.

3. Деррида Ж. Шпоры: стили Ницше // Философские науки. 1991. № 2. С.118-142; № 3. С.114-129.

4. Иванов В.И. Ницше и Дионис // Весы. 1904. № 5. С.17-30.

5. Кантор В. К. Достоевский, Ницше и кризис христианства в Европе конца XlX - начала XX века // Вопросы философии. 2002. № 9. С.54 - 67.

6. Кузьмина Т. "Бог умер": личные судьбы и соблазны секулярной культуры

7. Михайлов А.Б. Предисловие к публикации // Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" // "Вопросы философии", 1990, № 7, С.133-136.

8. Ницше Ф. Воля к власти; Посмертные афоризмы: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1999. 464с.

9. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни; Сумерки кумиров или как философствовать молотом; О философах; Об истине и лжи во вненравственном смысле; Утренняя заря или мысль о моральных предрассудках: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 512с.

10. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист; Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 544с.

11. Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. Спб., Худож. Литература,1993. С.342

12. Ницше Ф. Так говорил Заратустра; К генеалогии морали; Рождение трагедии или Эллинство и пессимизм: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 624с.

13. Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое; Весёлая наука; Злая мудрость: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. 704с.

14. Подорога В. Событие: Бог мертв Фуко и Ницше.

15. Свасьян К.А. Примечания к "Антихристу" // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист;Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997 С 492 - 501

16. Свасьян К.А. Примечания к "Весёлой науке" // Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое; Весёлая наука; Злая мудрость: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997. С. 666 - 685.

17. Свасьян К.А. Фридрих Ницше - мученик познания // Ницше Ф. По ту сторону добра и зла; Казус Вагнер; Антихрист;Ecce Homo: Сборник. Мн.: ООО "Попурри", 1997 С. 3 - 54

18. Философия Ф.Ницше. М.: Знание, 1991. с 64.

19. Франк С. Фр. Ницше и этика "любви к дальнему"// Франк С. А. Сочинения. Мн.: Харвест, М.: Аст, 2000 С.3 - 80

20. Фридрих Ницше и русская религиозная философия. В 2т.: Переводы, исследования, эссе философов "серебряного века"/Сост. И.Т.Войцкая-Минск: Алкиона, 1996. Т.1 352с. ; Т.2 544с.

21. Фуко. Слова и вещи. Археология гуманитарных знаний. Спб.; 1994 с.368

22. Хайдеггер М. Вечное возвращение равного // журнал "Онтология времени", №3, 2000 г.С. 76 - 162

23. Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М.: Республика, 1993 С. 63 - 177

24. Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв" // Вопросы философии. 1990. № 7. С.143 - 176

25. Шестов Л. Добро в учении гр. Толстого и Ф.Ницше // Вопросы философии. 1990. № 7 С.59 - 132

26. Шестов Л. Достоевский и Ницше: философия трагедии // Мир искусства. 1902. № 2. С.69-88; № 4. С.230-246; № 5/6. С.321-351. № 7. С.7-44; № 8. С.97-113. № 9/10. С.219-239.

27. Ясперс К. Ницше и христианство. М., 1994.114 с.

Фридрих Ницше. Гении и Злодеи

Философия. Фридрих Ницше и вечное возвращение

Лекция Михаила Шильмана «О пользе и вреде Ницше для жизни»

Мы снова встречаемся с Михаилом Шильманом, чтобы обратиться к философии. В этой передаче речь будет идти не о ее категориях, но о ее персоналиях, а именно, о всем нам хорошо известному Фридрихе Ницше. Постараемся действительно понять, что из сказанного им было услышано, что он обошел молчанием и почему современная философия демонстрирует вечное возвращение к Ницше.

Ницше и Штирнер. Алина Самойлова

"Что делать?"
Философия Фридриха Ницше и теория сверхчеловека сегодня

[Объект 22]. Фридрих Ницше и ницшеанство

О Фридрихе Ницше и ницшеанстве беседуем с кандидатом филологических наук, главным редактором издательства «Культурная революция» Игоре Эбаноидзе.

Философские чтения. Что такое культура

Исчезнет ли культура как исчерпавшее себя явление, возникшее всего 300 лет назад? Что такое бескультурье? И чем первое отличается от второго? Об этом беседа с Вадимом Михайловичем Межуевым - доктором философских наук Института Философии РАН.

Хайдеггер М.

Слова Ницше "Бог мертв"

Нижеследующее пояснение - это попытка указать в ту сторону откуда когда-нибудь сможет быть поставлен вопрос о сущности нигилизма. Пояснение это ведет свое происхождение из такого мышления, которое начинает впервые обретать ясность относительно положения Ницше в истории западной метафизики. Указать же значит уяснить одну из стадий западной метафизики, предположительно последнюю стадию ее, потому что иные возможности метафизики уже не могут становиться зримы постольку, поскольку метафизика через посредство Ницше в известном смысле отнимает у себя свои собственные сущностные возможности. Благодаря произведенному Ницше обращению метафизика остается лишь извращением в свою нeсуть. Сверхчувственное становится несостоятельным продуктом чувственного. А чувственное вместе с таким снижением своей противоположности изменяет своей собственной сущности. Низложение сверхчувственного устраняет и то, что просто чувственно, и вместе с тем устраняет их различие. Низложение сверхчувственного заканчивается на "ни... ни...", что касается различения чувственного (aistenon) и нечувственного (noeton). Низложение заканчивается бессмысленностью. И все же оно остается непродумываемой, непреодолимой предпосылкой ослепленных попыток ускользнуть от бессмысленного просто посредством придания смысла.

В дальнейшем метафизика всюду понимается как истина сущего как такового в целом, не как учение такого-то мыслителя. У любого мыслителя свое особое философское положение внутри метафизики. Поэтому метафизику можно называть его именем. Однако в соответствии с тем, как мыслится здесь метафизика, это отнюдь не будет означать, что такая-то метафизика - это создание и собственность мыслителя как личности в публичных пределах культурного творчества. В каждую фазу метафизики зрима соответствующая часть пути, какой судьба бытия прокладывает через сущее во внезапно разражающихся эпохах истины. Сам Ницше поступь западного исторического совершения истолковывает метафизически, а именно как восхождение и разворачивание нигилизма. Продумывание метафизики Ницше становится осмыслением ситуации и местоположения сегодняшнего человека, судьба которого, что касается истины его, пока малоизведана. Но если только осмысление такого рода не остается пустопорожним отчетом и повтором, оно поднимается над тем, что, собственно, осмысляется. Подниматься над чем-либо не означает непременно превышать, превосходить что-либо, не означает и преодолевать. Если мы осмысляем метафизику Ницше, то это не значит, что наряду с его этикой, теорией познания и эстетикой мы теперь прежде всего учитываем его метафизику, но это значит только одно: мы пытаемся принимать Ницше-мыслителя всерьез. Мыслить же, для Ницше тоже, значит представлять сущее как сущее. Всякое метафизическое мышление- это онто-логия или же вообще ничто. Что же до нашей попытки осмысления, то тут все дело в том, чтобы приуготовить простой и неприметный шаг мышления. Приуготовляющему мышлению крайне важно проредить и просветлить те просторы, в пределах которых бытие вновь могло бы принять человека - в отношении его сущности - в некую изначальную сопряженность с ним. Быть приуготовляющим - вот суть такого мышления.

Подобное сущностное, а потому во всем и во всех аспектах лишь приуготовляющее мышление движется в неприметности. Здесь любое со-мышление, даже и самое неумелое и неловкое, окажет существенную подмогу. Деятельность со-мышления никак не бросается тут в глаза, ее никак не оправдать ни значимостью, ни полезностью, - это посев, а сеятели - те, что, быть может, не увидят ни побегов, ни спелых зерен, и не узнают жатвы и урожая. Они служат севу, а еще прежде того подготовке к севу. Севу предшествует пахота. И нужно сделать плодородным то поле, которое вследствие неизбежным ставшего владычествования страны метафизики должно было оставаться заброшенным и никому не ведомым. Нужно прежде всего почувствовать, предощутить это поле, а потом уж отыскать и возделать. Нужно в самый первый раз пройти дорогой, ведущей к этому полю. Много еще есть на свете неведомых проселков, ведущих к полям. И однако каждому мыслящему отведен лишь один путь, и это его путь, - и он, прокладывая его, обязан ходить по нему взад-вперед, до тех пор, пока наконец не приучится он выдерживать направление и не признает своим тот путь, который однако никогда не будет принадлежать ему, до тех пор, пока наконец не научится говорить то, что можно изведать лишь на этом и ни на каком другом пути Быть может, заглавие книги Бытие и время - веха на таком пути. В соответствии с сущностным переплетением метафизики с науками - метафизика сама его требует и все снова и снова стремится к нему, и науки поросль самой же метафизики - приуготовляющее мышление иной раз само должно вращаться в кругу наук, потому что науки в многообразных своих обличьях то сознательно, то по способу своей значимости и действенности все еще притязают на то, чтобы задавать фундаментальную форму знания, а равно и всего того, что доступно знанию. Чем однозначнее устремляются науки к предопределенному им техническому бытийствованию со всеми его отпечатлениями, тем решительнее проясняется вопрос о той возможности знания, на какую притязают в технике, о ее способах, пределах, о ее правомочности. Приуготовляющее мышление, его осуществление невозможны без воспитания - необходимо научить мыслить прямо посреди наук. Самое трудное найти для этого сообразную форму, так чтобы воспитание мышления не падало жертвой смешения его с научным исследованием и с ученостью. Подобное преднамерение прежде всего подвергается опасности тогда, когда этому мышлению одновременно с тем постоянно приходится лишь отыскивать свое собственное местопребывание. Мыслить прямо посреди наук значит проходить мимо них без презрения к ним. Мы не знаем, какие возможности приберегает нашему народу и всему Западу судьба западной истории. Внешнее складывание и устроение таких возможностей и не самое насущное. Важно только, чтобы, учась мышлению, а вместе с тем по-своему соуча мышлению, мы оставались на пути и в нужный миг оказались на месте. Нижеследующее пояснение по своим целям и значению остается в кругу того самого опыта, на основе которого продумывалось Бытие и время. Одно совершающееся событие беспрестанно затрагивает мышление, не давая ему покоя, - то, что хотя в истории западного мышления сущее с самого начала мыслится в аспекте бытия, тем не менее истина бытия остается непродуманной и как возможный опыт не только заказана мышлению, но и само же западное мышление именно в обличье метафизики, пусть и не ведая того, скрывает от глаз это вершащееся недопущение.

Приуготовляющее мышление необходимо остается поэтому в области осмысления исторического совершения. История для такого мышления - не череда эпох, но все одна и та же близость одного и того же, - это одно и то же без конца затрагивает мышление не подлежащими никакому расчету способами судьбы, меняя степень своей непосредственности. Сейчас наше осмысление направлено на метафизику Ницше. Его мышление стоит под знаком нигилизма. Вот как именуется историческое движение, распознанное Ницше, - оно властно проникает собою уже и предшествующие века и определяет нынешний век. Свое истолкование этого движения Ницше сводит в короткую фразу: "Бог мёртв".

Можно было бы предположить, что эти слова - "Бог мёртв" - выражают мнение атеиста Ницше, чисто личное, а потому одностороннее, - тогда не трудно опровергнуть его ссылкой на то, что в наше время очень многие посещают храмы, перенося свои беды и тяготы на основе определенной христианством веры в Бога. Однако остается вопрос, правда ли, что приведенные слова Ницше - лишь экзальтированный взгляд мыслителя, о котором вам не преминут напомнить, что напоследок он сошел с ума? Можно еще спросить: не выговаривает ли здесь Ницше то самое слово, которое непрестанно молчаливо раздавалось все время, пока только историческое совершение Запада определялось метафизически? А потому мы во всяком случае не должны спешить выносить свое суждение об этих словах, но должны попытаться мыслить их так, как они были задуманы. Поэтому весьма уместно отложить в сторону любые поспешные мнения, которые, как только страшные эти слова произнесены, торопятся поскорее занять место впереди.

В дальнейшем мы пытаемся, рассуждая, разъяснить слова Ницше в некоторых существенных их аспектах. И еще раз напомним со всей остротою: слова Ницше нарекают судьбу Запада в течении двух тысячелетий его истории. Мы же, сколь бы неподготовленными ни были все мы, не должны думать, будто, стоит нам прочитать доклад об этих словах Ницше, как судьба эта сразу же переменится или на худой конец мы по-настоящему изведаем ее. Тем не менее нам сейчас крайне необходимо одно - воспринять некий урок из своего осмысления, а воспринимая урок, учиться осмыслять.

Однако никакое разъяснение не должно довольствоваться тем, что извлечет суть дела из текста, - оно, отнюдь тем не похваляясь, обязано приложить сюда и нечто свое. Такой прибавок человек непосвященный, принимая за содержание текста то-то и то-то, всегда ощущает как нечто вчитанное в текст со стороны толкователя и притязая на свое право судить, подвергает его критике. Однако настоящее разъяснение никогда не разумеет текст лучше автора - но только разумеет его иначе. И необходимо только, чтобы это иное затрагивало то же самое, не промахивалось мимо того чему следует своей мыслью поясняемый текст.

Впервые слова "Бог мёртв" Ницше произнес в третьей книге сочинения Веселая наука, вышедшего в 1882 году. С этого сочинения начинается путь к сложению основной, метафизической позиции Ницше. Это сочинение Ницше и его напрасные мучения по построению задуманного главного труда жизни разделены публикацией книги Так говорил Заратустра. Запланированный же главный труд так никогда и не был завершен. Одно время Ницше предполагал назвать его так - Воля к власти - с подзаголовком "Опыт переоценки всех ценностей".

Ошеломляющая нас мысль о смерти Бога, о смерти Богов была знакома Ницше уже в юности. В одной из записей, относящихся ко времени работы над первым своим сочинением, Рождением трагедии, Ницше говорит (1870): "Верую в издревле германское: всем Богам должно будет умереть". Молодой Гегель в конце своего трактата Вера и знание (1802) пишет о "чувстве, на которое опирается вся религия нового времени, о чувстве: сам Бог мёртв..." . В словах Гегеля - мысль об ином, нежели у Ницше. И все же есть между ними, Гегелем и Ницше, существенная взаимосвязь, скрывающаяся в сущности любой метафизики. Сюда же, к этой же области, относятся и слова Паскаля, заимствованные из Плутарха: "Le grand Pan est mort". (Pensees, 695). Сначала же давайте выслушаем полный текст отрывка 125-го из книги Веселая наука. Отрывок озаглавлен: Безумец; он гласит:

Безумец. - Как, вы ничего не слышали о том ошалелом, что среди бела дня зажег фонарь, отправился на площадь и там без передышки кричал: "Ищу Бога! Ищу Бога!"?!.. А там как раз толпилось много неверующих, которые, заслышав его крики, принялись громко хохотать. "Он что - потерялся?" - сказал один. "Не заблудился ли он, словно малое дитя?" - сказал другой. "Или он спрятался в кустах? Или боится нас? Или отправился на галеру? Уплыл за море?" - так не переставая шумели они и гоготали. А безумец ринулся в самую толпу, пронзая их своим взглядом. "Куда подевался Бог? - вскричал он. - Сейчас я вам скажу! Мы его убили - вы и я! Все мы его убийцы! Но как мы его убили? Как сумели исчерпать глуби морские? Кто дал нам в руки губку, чтобы стереть весь небосвод? Что творили мы, отцепляя Землю от Солнца? Куда она теперь летит? Куда летим все мы? Прочь от Солнца, от солнц? Не падаем ли мы безостановочно? И вниз - и назад себя, и в бок, и вперед себя и во все стороны? И есть ли еще верх и низ? И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто? И не зевает ли нам в лицо пустота? Разве не стало холоднее? Не наступает ли всякий миг Ночь и все больше и больше Ночи? Разве не приходится зажигать фонари среди бела дня? И разве не слышим мы кирку гробокопателя, хоронящего Бога? И носы наши - разве не чуют они вонь гниющего Бога? - Ведь и Боги тлеют! Бог мёртв! Он и останется мёртвым! И это мы его убили! Как утешиться нам, убийцам из убийц? Самое святое и крепкое, чем обладал до сей поры мир, - оно истекло кровью под ударами наших ножей, - кто оботрет с нас кровь? Какой водой очистимся? Какие искупительные празднества, какие священные игрища не придется изобретать нам? Не слишком ли велико для нас величие этого подвига? Не придется ли нам самим становиться богами, чтобы оказаться достойным его? Никогда еще не свершалось деяние столь великое - благодаря ему кто бы ни родился после нас, он вступит в историю более возвышенную, нежели все бывшее в прошлом!"... Тут умолк безумный человек и опять взглянул на тех, что слушали его, - они тоже молчали и с недоверием глядели на него. Наконец он швырнул фонарь на землю, так что тот разбился и погас. "Я пришел слишком рано, - сказал он, помолчав, - еще не мое время. Чудовищное событие - оно пока в пути, оно бредет своей дорогой, - еще не достигло оно ушей человеческих. Молнии и грому потребно время, свету звезд потребно время, деяниям потребно время, чтобы люди услышали о них, чтобы люди узрели их, уже совершенные. А это деяние все еще дальше самых дальних звезд от людей, - и все-таки они содеяли его!"... Рассказывают еще, что в этот день безумец врывался в Церкви и затягивал там Requiem aeternam . Когда же его выводили за руки, требуя ответа, он всякий раз отвечал одними и теми же словами: "Что же такое теперь все эти церкви, если не усыпальницы и не надгробия Божий?"

Спустя четыре года (1886) Ницше прибавил к четырем книгам Веселой науки пятую, озаглавленную - Мы, бесстрашные. Первый ее отрывок (афоризм 343) назван: Каково тут нашей радости. Он начинается так: "Величайшее из событий новейшего времени, - "Бог мёртв", вера в христианского Бога сделалась неправдоподобной, - оно начинает отбрасывать теперь свою тень на всю Европу".

Отсюда ясно, что слова Ницше подразумевают смерть христианского Бога. Однако не менее достоверно, и о том следует знать с самого начала, что у Ницше, в его мысли, слова "Бог" и "христианский Бог" служат для обозначения сверхчувственного мира вообще. Бог - наименование сферы идей, идеалов. Эта область сверхчувственного, начиная с Платона, а точнее, с позднегреческого и христианского истолкования платоновской философии, считается подлинным и в собственном смысле слова действительным миром. В отличие от него чувственный мир лишь посюсторонен и изменчив - потому он кажущийся и недействительный. Посюсторонний мир - юдоль печали в отличие от горнего мира вечного блаженства по ту сторону вещей. Если, подобно еще Канту, называть мир чувственный миром физическим в более широком смысле, тогда сверхчувственный мир будет миром метафизическим.

Слова "Бог мёртв" означают: сверхчувственный мир лишился своей действенной силы. Он не подает уже жизнь. Пришел конец метафизике - для Ницше это вся западная философия, понятая как платонизм. Свою же собственную философию Ницше понимает как движение против метафизики - для него это значит против платонизма. Однако всякое контрдвижение, как и вообще всякое "анти-", необходимо застревает в сущности того, против чего выступает. Движение против метафизики, будучи всего-навсего выворачиванием ее наизнанку, остается у Ницше безысходно запутанным в ней, так что метафизика отгораживается у него от своей собственной сущности словно каменной стеной, а потому не в состоянии мыслить свою сущность. Поэтому для метафизики и через нее по-прежнему скрыто, что совершается в ней и что, собственно, совершается как метафизика.

Коль скоро Бог как сверхчувственная основа, как цель всего действительного мёртв, а сверхчувственный мир идей утратил свою обязательность и прежде всего лишился силы будить и созидать, не остается вовсе ничего, чего бы держался, на что мог бы опереться и чем мог бы направляться человек. Потому в читанном нами отрывке и значится: "И не блуждаем ли мы в бесконечном Ничто?" Слова "Бог мёртв" заключают в себе утверждение: Ничто ширится во все концы. "Ничто" означает здесь отсутствие сверхчувственного, обязательного мира. Нигилизм, "неприютнеиший из гостей", - он у дверей.

Попытка пояснить слова Ницше "Бог мёртв" тождественна задаче изложить, что понимает Ницше под нигилизмом, и тем самым показать, в каком отношении сам он находится к нигилизму. Поскольку, однако, словом "нигилизм" нередко пользуются, лишь бы наделать побольше шуму и сотрясти воздух, а порой и как бранным словцом, то необходимо знать, что оно означает. Не все из тех, кто ссылается на свою христианскую веру и метафизические убеждения, тем самым уже пребывают вне нигилизма. И, наоборот, не каждый из тех, кого заботят мысли о Ничто и о сущности его, нигилист.

Слово "нигилист" любят произносить в таком тоне, как если бы самого этого наименования, даже если ничего не думать, выговаривая его, уже было достаточно для доказательства того, что одно лишь осмысление Ничто неминуемо ведет к падению в Ничто и знаменует собою утверждение диктатуры Ничто.

Вообще нам придется спросить, одно ли только нигилистическое значение, то есть негативное, ведущее в ничтожествование Ничто, присуще "нигилизму", если брать его строго в том смысле, какой мыслится в философии Ницше. При той расплывчатости и произвольности, с какой пользуются этим словом, весьма необходимо, еще и не приступая к точному обсуждению того, что же говорит о нигилизме сам Ницше, найти верный взгляд на него, и только затем мы сможем уже спрашивать о том, что такое нигилизм.

Нигилизм - это движение в историческом совершении, а не какой-нибудь взгляд, не какое-нибудь учение, какие кто-либо разделял и каких кто-либо придерживался. Нигилизм движет историческое совершение, как может движить его еще почти не распознанный фундаментальный процесс внутри судьбы народов Запада. По этому же самому нигилизм и не только историческое явление наряду с другими, не только духовное течение, какое встречалось бы в истории Запада наряду с другими, наряду с христианством, гуманизмом, просвещением.

Нигилизм, если мыслить его по его сущности,- это, скорее, основополагающее движение в историческом совершении Запада. И такова глубина этого движения, что его разворачивание может лишь повести к мировым катастрофам. Нигилизм - это всемирноисторическое движение тех народов земли, которые вовлечены в сферу влияния нового времени. Поэтому он и не явление только лишь современной эпохи, и не продукт XIX века, когда, правда, обострилось внимание к нигилизму и вошло в употребление само слово. Точно так же нигилизм и не порождение отдельных наций, чьи мыслители и литераторы говорят о нигилизме. Может случиться и так, что мнящие себя незатронутыми им наиболее основательно способствуют его разворачиванию. Зловещ и неприютен гость, неприютнейший из всех, - еще и тем зловещ, что не может назвать свой исток. И воцаряется нигилизм не только лишь тогда, когда начинают отрицать христианского Бога, бороться с христианством или, скажем, вольнодумно проповедовать незамысловатый атеизм. Пока мы ограничиваем свой взор исключительно таким отвращающимся от христианства неверием и его проявлениями, наш взгляд задерживается на внешнем, жалком фасаде нигилизма. Речи безумца ведь прямо говорят о том, что слова "Бог мёртв" не имеют ничего общего с мнениями "не верующих" в Бога праздных зевак, которые говорят все разом. До таких людей без веры нигилизм -судьба их же собственной вершащейся истории - вообще еще не пробился.

До тех пор, пока мы будем постигать слова "Бог мёртв" лишь как формулу неверия, мы продолжаем разуметь их в богословско-апологетическом смысле, отмежевываясь от всего того, что было самым важным для Ницше, а именно от такого осмысления, которое следовало бы мыслью за тем, что уже совершилось с истиной сверхчувственного мира и ее отношением к сущности человека. Поэтому же нигилизм, как разумел его Ницше, не покрывается и тем чисто негативно представляемым состоянием, когда люди уже не могут веровать в христианского Бога библейского откровения, - точно так же, как и под христианством Ницше понимает не ту жизнь христиан, какая существовала лишь единожды в течение совсем недолгого времени, пока не были составлены Евангелия и не началась миссионерская деятельность Павла. Для Ницше христианство - это феномен церкви с ее притязаниями на власть, феномен исторический, феномён светской политики в рамках складывания западного человечества и культуры нового времени. В этом смысле так понимаемое христианство и христианский дух новозаветной веры - не одно и то же. И жизнь далеко не христианская может утверждать христианство, пользуясь им как фактором силы, и, наоборот, христианская жизнь отнюдь не непременно нуждается в христианстве. Поэтому спор с христианством отнюдь не обязательно должен повлечь за собой борьбу с христианским духом - ведь и критика богословия не означает еще критики веры, истолкованием которой призвано служить богословие. Пока пренебрегают этими существенными различения-ми, остаются на уровне низкопробной борьбы мировоззрений.

"Бог" в словах "Бог мёртв", если продумывать его по его сущности, замещает сверхчувственный мир идеалов, заключающих в себе цель жизни, что возвышается над самой же земной жизнью, и тем самым определяющих ее сверху и в известном смысле извне. Когда же начинает исчезать незамутненная, определяемая церковью вера в Бога, а в особенности ограничивается и оттесняется на задний план вероучение, богословие в его роли задающего меру объяснения сущего в целом, то в результате этого отнюдь не разрушается еще основополагающий строй, согласно которому земная, чувственная жизнь управляется целеполаганием, заходящим в сферу сверхчувственного.

Авторитет Бога, авторитет церкви с ее учительной миссией исчезает, но его место заступает авторитет совести, авторитет рвущегося сюда же разума. Против них восстает социальный инстинкт. Бегство от мира в сферу сверхчувственного заменяется историческим прогрессом. Потусторонняя цель вечного блаженства преобразуется в земное счастье для большинства. Попечение о религиозном культе сменяется вдохновенным созиданием культуры или распространением цивилизации. Творческое начало, что было прежде отличительной чертой библейского Бога, отмечает теперь человеческую деятельность. Человеческое творчество переходит наконец в бизнес и гешефт.

Итак, место сверхчувственного мира спешат занять производные церковно-христианского и богословского истолкования мира: оно свою схему ordo, иерархического порядка сущего, заимствовало в эллинистически-иудейском мире, а основополагающий строй его был учрежден Платоном в начальную пору западной метафизики. Область, где совершается сущность и разверзается событие нигилизма, - это сама же метафизика, при непременном условии, однако, что мы, применяя это слово - "метафизика", будем разуметь под ним не философское учение и тем более не какую-то отдельную дисциплину философии, а будем думать об основополагающем строе сущего в целом, о том строе, при котором различаются чувственный и сверхчувственный миры и первый опирается на второй и определяется им. Метафизика - это пространство исторического совершения, пространство, в котором судьбою становится то, что сверхчувственный мир, идеи, Бог, нравственный закон, авторитет разума прогресс, счастье большинства, культура, цивилизация утрачивают присущую им силу созидания и начинают ничтожествовать. Мы та кое сущностное распадение всего сверхчувственного называем забытием, тлением, гниением. Поэтому неверие в смысле отпадения от христианского вероучения никогда не бывает сущностью и основанием нигилизма - всегда оно лишь его следствие; может случиться ведь и так, что и само христианство представляет собой следствие и определенное выражение нигилизма. Теперь, отсюда, мы можем распознать и самое последнее отклонение в сторону, самое последнее заблуждение, какому подвержены люди, когда они пытаются постичь и, как они мнят, опровергнуть нигилизм. Не постигнув нигилизм как движение внутри исторического совершения, длящееся уже долгое время и своим сущностным основанием покоящееся в самой же метафизике, люди преда ются гибельному пристрастию принимать за сам нигилизм явления, представляющие собою лишь его последствия, а за причины нигилизма- его последствия и воздействия. Бездумно приноровляясь к такой манере представлять вещи, люди в течение десятилетий привыкают к тому, чтобы в качестве причин исторической ситуации эпохи приводить господство техники или восстание масс, неутомимо расчленяя духовную ситуацию времени в соответствии с подобными аспектами. Однако, сколь бы многосведущ, проницателен и остроумен ни был анализ человека и его положения внутри всего сущего, он продолжает оставаться бездумным, порождая лишь видимость осмысления до тех пор, пока забывают думать о местоположении бытийствующего человека, пoкa не постигают его местоположение в истине бытия.

Пока мы не перестанем принимать явления нигилизма за сам нигилизм, наше отношение к нигилизму останется поверхностным. Оно не будет в состоянии сдвинуть с места хотя бы самую малость, даже если и почерпнет известную страстность оказываемого им отпора то ли во всеобщей неудовлетворенности мировым положением, то ли в отчаянии, в каком не решится признаться себе вполне, то ли в моральном негодовании или в самонадеянном превосходстве верующего над другими. В противовес всему этому необходимо одно - чтобы мы начали осмыслять. Поэтому спросим теперь самого Ницше, что же разумеет он под нигилизмом, и поначалу пусть останется открытым, улавливает ли Ницше сущность нигилизма и может ли он уловить ее, понимая нигилизм так. В одной из записей 1887 года Ницше ставит вопрос (Воля к власти, афоризм 2): "Что означает нигилизм?" И отвечает: "То, что высшие ценности обесцениваются". Ответ этот подчеркнут и снабжен пояснением: "Нет цели, нет ответа на вопрос - почему?""

Если следовать этой записи, то Ницше понимает нигилизм как процесс в историческом совершении. Он интерпретирует этот процесс как обесценивание высших ценностей, какие существовали прежде. Бог, сверхчувственный мир как мир истинно сущий и все определяющий, идеалы и идеи, цели и основания, которые определяют и несут на себе все сущее и человеческую жизнь во всем особенном, - все здесь представляется в смысле высших ценностей. Согласно мнению, распространенному еще и теперь, под высшими ценностями разумеются истина, добро и красота: истинное, то есть сущее в действительности; благое, в чем повсюду все дело; прекрасное, то есть порядок и единство сущего в целом. Однако, высшие ценности начинают обесцениваться уже вследствие того, что люди постепенно осознают: идеальный мир неосуществим, его никогда не удастся осуществить в пределах мира реального. Обязательность высших ценностей тем самым поколеблена. Встает вопрос, для чего же нужны эти высшие ценности, если они не обеспечивают гарантий, средств и путей осуществления полагаемых вместе с ними целей?

Если бы мы, однако, пожелали вполне буквально понять ницшевское определение сущности нигилизма, - он состоит в том, что высшие ценности утрачивают всякую ценность, - то в итоге получили бы то самое постижение сущности нигилизма, которое меж тем широко распространилось и распространенность которого поддерживается самим же наименованием - "нигилизм": обесценение высших ценностей означает явный упадок. Однако для Ницше нигилизм отнюдь не только явление упадка, - нигилизм как фундаментальный процесс западной истории вместе с тем и прежде всего есть закономерность этой истории. Поэтому и в размышлениях о нигилизме Ницше важно не столько описание того, как исторически протекает процесс обесценения высших ценностей, что дало бы затем возможность исчислять закат Европы, - нет, Ницше мыслит нигилизм как "внутреннюю логику" исторического совершения Запада. Ницше при этом понимает, что по мере того, как для мира обесцениваются прежние высшие ценности, сам мир все же не перестает существовать и что именно этот лишившийся ценностей мир неизбежно будет настаивать на полагании новых ценностей. Коль скоро прежние высшие ценности рухнули, то новое полагание ценностей неминуемо становится по отношению к ним "переоценкой всех ценностей". "Нет". прежним ценностям проистекает из "да"ч новым ценностям. Поскольку же, по мнению Ницше, для этого "да" нет ни возможности опосредования, ни возможности компромисса с прежними ценностями, такое безусловное "нет" входит внутрь "да" новым ценностям. Для того же, чтобы обеспечить безусловность нового "да", предотвратив возврат к прежним ценностям, то есть для того чтобы обосновать полагание новых ценностей как движение против старых, Ницше и новое полагание ценностей продолжает именовать нигилизмом, то есть таким нигилизмом, через посредство которого обесценивание прежних завершается полаганием новых, единственно задающих теперь меру ценностей. Такую задающую меру фазу нигилизма Ницше именует "совершенным", то есть классическим нигилизмом. Под нигилизмом Ницше разумеет обесценивание прежних высших ценностей. Но одновременно он позитивно ("да") относится к нигилизму в смысле "переоценки всех прежних ценностей". Поэтому слово "нигилизм не перестает быть многозначным, и, если иметь в виду крайние значения, оно прежде всего двузначно, двусмысленно, поскольку в одном случае обозначает просто обесценение прежних высших ценностей, а в другом одновременно и безусловное контрдвижение против обесценивания. Двусмысленно в этом отношении уже и то, что Ницше приводит в качестве праформы нигилизма, - пессимизм. Согласно Шопенгауэру, пессимизм - это вера в то, что в наисквернейшем из миров жизнь не стоит того, чтобы жить, чтобы утверждать ее. По такому учению, и жизнь, и, следовательно, сущее как таковое в целом надлежит отрицать. Такой пессимизм, по Ницше, - "пессимизм слабости". Для такового повсюду один только мрак, всюду есть причина, чтобы ничего не удавалось; он притязает на знание того, как что будет протекать - именно под знаком вездесущей беды, краха. Напротив, пессимизм силы, пессимизм как сила и крепость не строит себе ни малейших иллюзий, видит опасности, не желает ничего затушевывать и подмалевывать. И он насквозь провидит фатальность настороженного бездеятельного ожидания - не вернется ли прежнее. Он аналитически вторгается в явления, он требует ясного осознания тех условий и сил, которые несмотря ни на что все же позволят совладать с исторической ситуацией и обеспечат успех.

БОГ УМЕР

В мире нет достаточно религии для того, чтобы разрушать религии...

О, горе! Он теперь твердит: "Мне все известно". А сам и слеп, и глух. Исчезли повсеместно Все боги. Нет богов. Стал Человек царем, Стал богом. Но любовь уже угасла в нем.

Где-то у Ницше сказано: "Кто расстался с Богом, тот тем крепче держится за веру в мораль". Ирония духа: он сам расстался с Богом, он отрекся от старой морали, чтобы создать новых богов - сверхчеловеков и новую моралистику - имморализм.

Религиозный атеист. Нечто вроде нас с вами.

Глубоко религиозный в детстве - "маленький пастор"! - в автобиографии он пишет:

Бог, бессмертие души, избавление, потусторонний мир, - всё это понятия, которым я никогда не дарил ни внимания, ни времени. Я знаю атеизм отнюдь не как результат, еще меньше как событие; он вытекает у меня из инстинкта.

"Греки остались потому первым культурным событием в истории, - они знали, они делали то, что было необходимо; христианство, презиравшее тело, было до сих пор величайшим несчастьем человечества".

Смерть Бога в его устах звучала как отходная рабству и благовест окончательного возврата личности к самой себе. В отличие от своих прозелитов Ницше понимал, что это значило утрату утешения, благодати, наконец, возможности переложить бремя "проклятых вопросов" на высший разум. Метафизически такой отказ вел прямым путем к сверхчеловеку, которому предстояло заменить Бога и самому решать все мучительные проблемы бытия.

Мог ли он предвидеть, что "Бог умер" через какие-нибудь тридцать - пятьдесят лет обернется еще более зловещим: "идеалов - нет!"?

Творя своего Заратустру, он завидовал Христу, терзаясь тщеславной страстью превзойти Евангелие. Потому прибегал к жанру заповедей. В Ессе Homo он уже вполне чувствует себя победоносным противником того, чье учение он решил отбросить и заменить - своим.

В старой философии Бог превращался из личности в космос, природу, у Ницше, наоборот, - из космоса, природы, - в сущность человеческого, в сверхчеловека, Личность.

Да, евангельский тон Заратустры далеко не случаен: Заратустра - это новый богочеловек, идущий "к самому малому и униженному" и возвещающий, что "судьей должна быть только любовь". Страстный борец прочив измельчания человека, Ницше возвещал Заратустрой возрождение человеческой силы накануне эпохи масс.

Имморализм - изнанка смерти Бога. Раз Бога нет, следовательно, все дозволено: зло, обман, убийство.

Если нет правды, если мир беспорядочен, ничто не запрещено: чтобы запретить какое-то действие, надо иметь ценности и цель.

Языческий склад ума вызывал в нем огненный протес i против христианства, но он же требовал другой религии, а следовательно, и веры. До него миром правили фатум, дух, материя, эволюция, природа. Он внес новое - волю, жизнь: "Мир есть Левиафан силы, в которой и сконцентрирована жизнь".

Как и религия, его учение действовало на эмоции, подсознание, нутро, то есть работало по механизму веры. Как верование, отрицающее иное, оно оказывалось по-религиозному нетерпимым. Существо имморализма неотличимо от отрицаемой им христианской этики - те же предписания, приказы, абсолютизация моральных категорий. Как все авторы новых религий, Ницше испытывал демиургический синдром. Это не голословное утверждение. Тому есть неоспоримое подтверждение - подпись под Ессе Homo - Распятый.